На некоторое время в комнате воцаряется тишина. Все члены нашей группы размышляют над тем, что им только что сообщила премудрая доктор, причем стараются переварить данную информацию так, чтобы их не стошнило.
— С Кёртиса Валентайна сняли скальп, — говорю я упавшим голосом.
— Да, — кивает Олимпия. — Наш субъект проткнул череп мистера Валентайна в двух местах, чтобы было удобно ухватиться за кожу. Затем он сдирал с черепа кожу участок за участком, дюйм за дюймом — так, как чистят апельсин. Куски кожи были оставлены висящими на черепе, и, воспламеняясь при пожаре, они сгорали до такой степени, что причиненный телу ущерб вполне можно было спутать с ущербом, причиненным обычным пожаром.
— Ладно, — говорю я, сама точно не зная, говорю я это Олимпии или же самой себе, чтобы держать себя в руках, заставить сосредоточиться на медицинском аспекте данного дела и не думать о своей сестре. — И он был… когда это происходило… Кёртис был… Он был…
— Во время всего этого он был еще жив, — говорит Джейнус. — Гистологический анализ ткани показал, что при разрезании кожи на локтях, коленях и запястьях, перепиливании кости и снятии скальпа ткань рядом с местом воздействия набухала, а это происходит только в том случае, если человек жив.
«Не думай об этом. Не думай о ней. Думай об этом деле, об этой головоломке, о том, как ее разгадать. Это не касается лично тебя. Это не касается Марты… Марта. О-о, моя несчастная, моя милая Марта…»
— Действия, которые вы описываете, — это настоящие пытки, — произносит Денни Сассер.
— «Пытки» — это в данном случае недостаточно сильное слово, — говорит Джейнус. — Эмми? С вами все в порядке?
Я открываю глаза и вижу свои ладони. Я и не заметила, как закрыла ими лицо. Разведя руки в стороны, я невольно прищуриваюсь от яркого света.
— Эмми?
Я вращаю указательным пальцем в воздухе, надеясь, что она поймет, что я хочу, чтобы она продолжала, так как я вряд ли смогу произнести что-то членораздельное.
— А Джоэль Свэнсон? — спрашивает Букс. — С нее он скальп не снял?
— Нет, не снял. — Лия Джейнус вздыхает. — Я также заказала подробный гистологический анализ тех сохранившихся образцов ее кожи, которые еще можно было как-то исследовать. Ее кожа и мышечная ткань были почти полностью уничтожены жарким пламенем, но на ее бедрах имеется несколько участков ткани, по которым видно, что ожоги второй степени она получила в тех местах еще до смерти, причем воздействие было достаточно длительным для того, чтобы это вызвало такие виды реакции плоти, как отек, эритему, воспаление и кровотечение. Эти ожоги, по моему мнению, могли быть вызваны ошпариванием.
— Ошпариванием? — спрашивает Денни Сассер. — То есть поливанием кипящей жидкостью?
— Совершенно верно. — Доктор Джейнус прокашливается. — Возможно, он ошпаривал ее снова и снова, но только до уровня ожога второй степени.
— А зачем ему останавливаться на уровне ожога второй степени?
Олимпия удрученно вздыхает:
— Если бы это был ожог третьей степени, все ее нервные клетки погибли бы, и она уже не чувствовала бы боли. А вот ожог второй степени, охватывающий большой участок кожи, наоборот, является постоянным источником ужасной боли. Вы когда-нибудь бывали в ожоговом отделении больницы? Такая боль может отразиться на вашем психическом здоровье и поколебать желание жить. — Она качает головой. — Он точно знал, каким образом сделать боль максимальной.
Теперь прокашливается Букс.
— Значит… он лил на нее кипяток. Разрезал ее плоть возле суставов. Наполнял ее легкие дымом от горящей резины, чтобы вызывать удушье. А затем сжег ее, устроив для этого пожар.
«Только не с Мартой… не с Мартой… Этого с ней не происходило…»
— Пожар позволяет скрыть все то, что он вытворял, — говорит Лия Джейнус. — Послушайте, я не уверена, что вы понимаете все, что я говорю об объединяющих характеристиках этих телесных повреждений. Прежде всего, каждое из телесных повреждений, которое он причинил, — буквально каждое из них — вполне могло быть результатом воздействия высокой температуры во время случайно начавшегося пожара. Сможем ли мы добиться в суде признания его виновным на основании того, что у нас имеется сегодня? Нет. Слишком много слабых мест. Я твердо убеждена, что мои выводы верны, но толковый адвокат завяжет меня в узел, потому что я никак не смогу доказать, что эти смерти не носили случайный характер… Более того, — продолжает она, — каждое из этих… из этих телесных повреждений причинялось с одной конкретной целью — чтобы вызывать невообразимую боль, но при этом не приводило к смерти. Он резал их плоть с мастерством хирурга, не задевая при этом ни одной значимой артерии. Они не истекали кровью, потому что он не хотел, чтобы они истекали кровью.
Она обводит всех взглядом.
— Я не знаю, каким образом вам удалось выявить этого монстра и связать эти два убийства. Как бы вы это ни сделали, я аплодирую вам за отличную работу, потому что эти деяния гораздо ближе к идеальному преступлению, чем все аналогичные, с которыми я когда-либо сталкивалась. А еще они — одни из самых омерзительных из всего того, с чем мне приходилось иметь дело. Наш субъект совершил чудовищные зверства и сумел остаться при этом, так сказать, невидимкой.
Доктор Олимпия Джейнус ударяет ладонями по столу и встает.
— Поймайте его, — говорит она. — И желательно до того, как он сделает нечто подобное еще раз.
— Сегодня какой день? Среда, двенадцатое сентября? — уточняет Денни. — Он — в середине второй недели очередного периода своей преступной деятельности.
— Именно, — говорит Букс. — И это означает, что, пока мы тут разговариваем, он, возможно, уже наблюдает за своей следующей жертвой.
50
Привет! Эй, как дела? У меня все хорошо. Да, хорошо.
Я сейчас опять делаю вид, что разговариваю по телефону. Нахожусь я в баре, занимаясь своим любимым делом: наблюдаю за людьми. А вам нравится такое занятие? Думаю, оно нравится всем, не так ли? Не забавно ли то, что почти каждый из них кажется вам каким-то странным? Но если представить себе, что это не вы наблюдаете за ними, а они за вами, то как, по-вашему, вы показались бы им нормальными?
Как бы то ни было, я снова отправляюсь в поездку завтра, и поэтому сегодня вечером я свободен, но я намерен привести вам пример того, как я делаю то, что делаю, — как я схожусь с людьми, как втираюсь к ним в доверие, как…
[Редакторское примечание: женский голос:]
— Вы писатель?
— Извините. Эй, вы можете повисеть на линии секунду-другую? Со мной кто-то разговаривает. Повисите пару секунд… Извините, что вы сказали?
[Женщина:]
— Я спросила: вы писатель?
— Писатель ли я? А почему вы задаете мне такой вопрос?
[Женщина:]
— Потому что, похоже, вы наблюдаете за людьми и что-то примечаете для себя. Пусть даже вы и делаете вид, что разговариваете по телефону.
— Я не делаю вид, что разговариваю по телефону. Я и в самом деле разговариваю по телефону.
[Женщина:]
— Ну ладно. Извините, что побеспокоила вас.
— Эй, я вам перезвоню, хорошо? Ладно… Ладно, спасибо… До свидания.
[Женщина:]
— Извините, с моей стороны это было бестактно.
— Вы считаете, что я вовсе не разговаривал по телефону?
[Женщина:]
— Телефон у вас какой-то странный, хотя в нынешнее время телефоны могут быть какие угодно. Просто… просто мне не следовало совать свой нос в ваши дела. Да-да.
— Нет, все в порядке, все в порядке. Меня, кстати, зовут Грэм.
[Женщина:]
— А меня — Мэри.
— Мэри-крошка, упрямая немножко.
[Женщина:]
— Бываю и упрямой. А Грэм — это что, английское имя?
— Да, совершенно верно. Что вы пьете, Мэри?
[Женщина:]