БАР – то место, которое можно найти, только если знать, где искать… Все внутри сделано из дерева: стойка, пол, потолок, пустые столы и расставленные в беспорядке стулья. Освещение, желтоватое и теплое, придает Анне загорелый вид. Она аккуратно загибает страницу толстой книги и закрывает ее. Затем достает бутылку абсента из шкафа и наливает, как мне кажется, грамм двадцать в стакан. Продавать абсент незаконно, но, вообще-то, многое из того, чем занимаются в барах, слегка вне закона.
– Тихо тут, – говорю я.
– Хочешь, включу музыку? Я выключила ее, потому что она меня раздражала.
Я не знаю, чего хочу. Сажусь на барный стул и выпиваю стакан. Абсент – единственный вид алкоголя, который я могу пить. Я выпиваю редко, но если выпадает такой случай, то предпочитаю пить то, что нравится. Я случайно обнаружил это место в начале лета. Возвращаясь домой изрядно навеселе, остановился прикурить сигарету. Нужно было на что-то опереться, чтобы не шататься. Меня все время уводило влево, невозможно было сфокусировать взгляд, и, когда мне наконец это удалось, я увидел бордовую, тяжелую дверь на другой стороне улицы и слово – БАР. Я был на все сто уверен, что это галлюцинация, но все равно кое-как перешел улицу и постучал в дверь. Мне открыла Анна, сжимавшая в руке бейсбольную биту.
Я не знаю, сколько ей лет. На вид – около двадцати. Ее родители владеют какой-то фермой в Уппланде, к северу от Норртэлье. Пятнадцать лет назад отец Анны открыл интернет-фирму и затем продал ее прямо перед тем, как рынок рухнул. Деньги он вложил в новое развивающееся предприятие. Благодаря таким манипуляциям люди и богатеют в наши дни. Чувства Анны к отцу колеблются от презрения до сильнейшего одобрения. Она учится на психолога и подрабатывает барменом, но я никогда не видел, чтобы она читала учебники. Единственное, что читает Анна, это толстые книги в затертых обложках. Это все, что я о ней знаю. Этого почти достаточно, чтобы считаться друзьями.
Я рассматриваю свое отражение в зеркале, висящем за стойкой. Одежда на мне как будто с чужого плеча. Я похудел. Я бледен для этого времени года; обычно это признак того, что человек скрывался от солнца. Анна кладет локти на стойку и опускает голову на руки, рассматривая меня холодными голубыми глазами.
– Ты кажешься грустным, – говорит она.
– Как ты догадалась? – отвечаю я.
– Тут много ума не нужно, по тебе сразу видно.
Я делаю глоток абсента.
– В моем доме стреляли в женщину, – произношу я и опускаю стакан. – Что-то в этом деле… не дает мне покоя.
Анна удивленно приподнимает бровь.
– В твоем доме?
– В приюте на первом этаже. Она умерла.
– То есть кто-то ее убил?
– Если кто-то и умирает в городе чаще остальных, то это наркоманы и проститутки. – Я смотрю на стакан, стоящий передо мной. – Часто это передозировка или самоубийство. Те, кого убивают, – практически всегда мужчины. А тут – женщина… Это необычно. – Я почесываю щеку, и шелест небритой щетины наталкивает на мысли о бритве. – Все выглядело… очень просто. Аккуратно и чисто. Это еще более необычно, и это именно то, что меня больше всего беспокоит.
Несколько детей – скорее всего, из одной семьи – часто играют и бегают во внутреннем дворе моего дома. Они кричат и смеются так громко, что звук эхом отдается от стен. Не знаю, почему я об этом сейчас думаю, но эта картинка много значит для меня и навевает много воспоминаний.
– Это не твой профиль, – говорит Анна. – Расследовать убийства. Правильно?
Я киваю головой в ответ.
– Чем же занимается твой отдел? – спрашивает девушка.
– А разве я не говорил?
Она смеется. У Анны очень симметричный рот.
– Ты не очень много рассказываешь, когда приходишь сюда. Но, – добавляет она, – это нормально. Мне подходит.
– Я занимаюсь внутренними расследованиями.
Я допиваю содержимое стакана и чувствую, что снова хочу курить.
– Ты расследуешь то, что делают другие полицейские? – интересуется Анна.
– Да.
– Я думала, что только шестидесятилетние господа занимаются такой работой… А тебе сколько? Тридцать?
– Тридцать три.
Она хмурит брови, достает тряпку и начинает оттирать и так чистую стойку бара.
– Это необычно, – говорю я. – В тридцать три года работать в отделе ВР… Но все же иногда случается.
– Ты, наверное, очень хороший полицейский.
Анна кладет тряпку на место и нагибается к стойке.
Она одета в черную кофту с завернутыми рукавами и застегнутыми на груди пуговицами. На шее – черный кулон на тонкой цепочке. Я перевожу взгляд с украшения на стакан, и в этот момент мигает свет. В баре нет окон.