— Ах ты, негодница! — говорил между тем Фиренсайд, слезая с телеги с хлыстом в руке.
Собака внимательно наблюдала за ним через спицу колеса.
— Пожалуй-ка сюда! — продолжал Фиренсайд. Ну, вылезай, что ли!
Галль глядел на низ, разинув рот.
— А ведь тяпнула она его! — сказал он. Пойти посмотреть, что с ним такое.
И он поплелся вслед за незнакомцем. В корридоре ему попалась мистресс Галль.
— Возчикова собака… — сказал он ей и прошел прямо наверх.
Дверь в комнату приезжего была полуотворена; Галль толкнул ее и вошел без всяких церемоний, так как обладал от природы сострадательным сердцем.
Штора была спущена, и в комнате сумрачно. Перед глазами Галля мелькнуло на мгновение что-то очень странное, — как будто рука без кисти, взмахнувшая в его сторону, и лицо из трех огромных неопределенных белых пятен, очень похожая на громадную бледную чашечку Анютиных глазок. Затем что-то сильно ударило его в грудь, вышвырнуло вон, дверь с треском захлопнулась и заперлась изнутри.
Все это произошло так быстро, что он не успел ничего разобрать. Взмахнули какие-то неопределенные формы, его толкнуло, — и вот он стоял теперь один на темной площадке лестницы и недоумевал, что такое было то, что он видел. Минуты через две, когда Галль вернулся к маленькой группе, собравшейся у входа в гостиницу, Ференсайд вторично рассказывал с самого начала все происшествие, мистресс Галль ворчала, что собакам вовсе не полагается кусать ее жильцов; мистер Гокстер, лавочник с противоположной стороны улицы, расспрашивал, а Санди Уоджерс из кузницы давал советы; кроме того, женщины и дети делали глупые замечания: «Уж меня-то она бы не укусила, шалишь!» — «Таких собак и держать-то не годится». — «А за что ж она его укусила-то?» и т. д.
Галлю глазевшему на них с крыльца и прислушивавшемуся к разговорам, самому казалось теперь невероятным, чтобы наверху, на его глазах могло произойти нечто до такой степени необыкновенное. Лексикон его, вдобавок, быть слишком ограничен для передачи его впечатлений.
— Да говорит: ничего ему не нужно, — отвечал он на расспроси жены.
— Давайте-ка лучше внесем багаж.
— Сейчас же надо прижечь, — сказал мистер Гокстер, — особенно, если воспалилось.
— Я бы ее застрелила, вот что! — сказала женщина в толпе.
Вдруг собака опять зарычала.
— Пошевеливайтесь! — крикнул сердитый голос из двери, и на пороге появилась закутанная фигура незнакомца с поднятым воротником и опущенными вниз полями шляпы. — Чем скорее вы внесете вещи, тем лучше.
По словам очевидца, панталоны и перчатки на незнакомце были другие.
— Вы поранены, сэр? — спросил Фиренсайд. Я очень жалею, что собака…
— Пустяки, — отвечал незнакомец, — даже не оцарапан. Поспешите с вещами.
Далее, по уверению мистресс Галль, следовало произнесенное про себя ругательство.
Как только первая корзина, по приказанию незнакомца была внесена в приемную, он бросился на нее с большим азартом и начал ее распаковывать, разбрасывая кругом солому, с полным пренебрежением к коврам мистресс Галль. Из соломы появлялись бутылки: маленькие, пузатые пузыречки с порошками, тонкие и длинные стклянки с цветными и белыми жидкостями, узкие бутылочки с надписями: «яд», круглые бутылки с длинными горлышками, большие бутыли из белого стекла, бутылки со стеклянными пробками, бутылки с сигнатурками, с притертыми пробками, с кранами, с деревянными шляпками, из-под вина, из-под прованского масла, — в все эти бутылки он расставлял рядами на шифоньерке, на камине, на столе, под окном, на полу, на книжных полках, — всюду. Во всей Брамбльгорстской аптеке не набралось бы и половины всего этого… Зрелище было внушительное. Один за другим, распаковывались коробы, нагруженные бутылками, пока, наконец, не опустел шестой, и не выросла на столе целая груда соломы; кроме бутылок и пузырьков, в коробах было несколько пробирных трубок и тщательно упакованные весы.
Как только все это было разложено, незнакомец сейчас же подошел к окну и принялся за работу, нисколько не заботясь о разбросанной всюду соломе, потухшем камине, оставшемся на дворе ящике с книгами, чемоданах и прочем багаже, отправленном наверх.
Когда мистрисс Галль принесла ему обедать, он был уже так погружен в занятия, что сначала и не заметил ее. Она смела солому и с некоторым ожесточением, которое объяснялось состоянием пола, поставила на стол поднос с посудой. Тут только незнакомец слегка повернул к ней голову и тотчас опять отвернулся, но она успела заметить, что очков на нем не было, — они лежали на столе рядом и ей показалось, что глазные впадины у него удивительно какие глубокие. Он тотчас надел очки и повернулся к ней лицом.