— Это ты в постели, — поясняет Хен, — а это, думаю, термометр. Глянь-ка, у тебя на голове корона…
Я решаю поверить ему на слово. Он ласково улыбается и пытается примостить открытку на прикроватной тумбочке — между пластиковым стаканчиком с водой и салфетками, которыми мне утирали слюну, — но бумага слишком тонкая и никак не желает стоять.
Постепенно я обнаруживаю, что снова могу говорить — поначалу неразборчиво и бессвязно. Язык у меня деревянный. В этом я вижу сходство с Майком, добродушным бездомным пьяницей, который, по его словам, когда-то служил во французском Иностранном легионе. Мы с ним два сапога пара: оба частично парализованы, оба кричим по ночам.
Он рассказывает мне, как несколько месяцев назад его по пьяной лавочке разбил инсульт. Но в больнице он оказался не поэтому. После инсульта его ступни потеряли чувствительность, и он, сам того не подозревая, сильно обгорел на солнце, но сообразил, что дело дрянь, лишь когда ожог перешел в гангрену и начал смердеть. Теперь речь идет о том, чтобы укоротить Майка на несколько сантиметров. Он относится к этой перспективе с поразительным легкомыслием. Мы с ним неплохо ладим, но ладили бы еще лучше, если бы он не имел склонности разражаться среди ночи потоками французской брани. Как, например, вчера, когда меня сначала вырвал из бессонного забытья его пронзительный возглас, а потом крик: «Tirez!» Затем Майк испустил еще один вопль вроде тех, какие издают в фильмах о войне, когда вздымают на штыки соломенные чучела в форме. Я даже начал подумывать, не пора ли мне потихоньку спасаться бегством: в моем теперешнем состоянии у меня минут пять ушло бы только на то, чтобы добраться до двери, если он вдруг решит воплотить свой ночной кошмар в жизнь.
Майк не слишком распространяется о своей службе в легионе, но, узнав, что я частный сыщик, приходит в восторг. С тех пор он постоянно донимает меня просьбами рассказать что-нибудь из моей практики. («Эй, Рэй… Рэй… Ты не спишь? Рэй…») Я никогда не сплю. Заплетающимся языком я принимаюсь излагать истории, и постепенно язык заплетается все меньше и меньше. Я начинаю беспокоиться, как бы Майк не стал просить меня пристроить его в наше агентство, хотя, если подумать, куда ему теперь работать. Он интересуется, опасное ли это дело.
Я отвечаю не сразу:
— Обычно нет.
2
Рэй
Началось это в мае — в том месяце, когда все, даже частные детективы, должны испытывать радость и душевный подъем. Ошибки минувшего года остаются в прошлом, впереди возможна жизнь с чистого листа. Распускаются почки, вылупляются птенцы, а сердца людей полнятся надеждой. Все такое новое, зеленое, растущее.
Но мы — детективное агентство Лавелла и Прайса — сидим на мели. За последние две недели у нас был всего один заказ: расследование по подозрению в супружеской неверности, дело незадачливого мистера М. Мистер М. позвонил нам, долго мялся, а потом предложил встретиться в кафе, потому что зайти в нашу контору ему было стыдно. Оказалось, ему под пятьдесят. Бизнесмен, владелец компании по продаже офисной мебели. Никогда раньше с подобными просьбами ни к кому не обращался — за ту нашу первую встречу он повторил это по меньшей мере раз восемь. Я пытался убедить его, что, учитывая обстоятельства, его волнение совершенно естественно, но он так и не перестал ерзать на месте и поминутно оглядываться. Он признался, что чувствует себя виноватым уже только потому, что ведет со мной этот разговор, — словно поведать о своих проблемах профессионалу все равно что вытащить затычку из бутыли с едкой кислотой: невозможно потом закупорить без потерь. Я возразил, что, раз уж его мучают сомнения, беседа со мной положения не ухудшит, к тому же у него есть веские основания подозревать свою жену в неверности: ее задумчивость, необычные отлучки, новый, более сексуальный гардероб, недавно приобретенная привычка допоздна задерживаться на работе… Да тут и доказательств никаких собирать не нужно. Я мог бы сказать: послушайте, у вашей жены как пить дать роман на стороне, просто спросите ее в лоб, и она, вполне вероятно, с облегчением выложит вам все как на духу. Заодно и кучу денег сэкономите. Но я этого не сказал. Я взялся за дело и потратил пару вечеров на слежку за его женой, которая держала небольшой магазинчик безделушек на центральной улице.
На следующий же день после нашей беседы мистер М. позвонил мне: жена только что известила его по телефону, что вечером планирует устроить переучет. Я припарковался неподалеку от ее магазина и поехал следом, когда она отправилась в Клэпхем, где зашла в один из домов престижного квартала, населенного преимущественно семейными людьми. Не возьмусь утверждать наверняка, чем она занималась на протяжении двух часов двадцати минут, прежде чем выйти из дома, но мужчина, в чьем обществе я сфотографировал ее через день в баре (они держались за руки), определенно не тянул на роль подруги, к которой она якобы собиралась. Позвонив мистеру М., я сообщил, что мне есть что с ним обсудить, и мы встретились в том же самом кафе, где и в прошлый раз. Но я даже не успел ничего сказать, как он понял все без слов и разрыдался. Я отдал уличающие его жену фотографии, пояснил, где и когда они были сделаны, и стал свидетелем нового потока слез. На мое предложение спокойно поговорить обо всем с супругой мистер М. лишь упрямо покачал головой:
— Если я покажу ей эти снимки, она обвинит меня в том, что я шпионил за ней. А я и в самом деле шпионил. Это предательство доверия.
— Но она вам изменяет.
— Я чувствую себя последним мерзавцем.
— Никакой вы не мерзавец. А вот она ведет себя непорядочно. Но если вы выслушаете жену, у вас появятся все шансы наладить отношения. Нужно докопаться до причин, которые подтолкнули ее завести интрижку.
Я не большой специалист по этой части, но нужно же было что-то сказать. А говорить нечто подобное мне доводилось не так уж редко.
— Возможно, вы и правы, — всхлипнул он.
— Ну, во всяком случае, попытка не пытка?
Однако лица на нем не было; он утер слезы несвежим платком.
А вчера мистер М. снова позвонил мне, после того как поговорил с женой. Сначала он не стал показывать ей фотографии, и она принялась категорически все отрицать. Тогда он выложил их как аргумент, и она набросилась на него со всей яростью загнанной в угол изменщицы. Те, кто изменяет, вообще часто перекладывают свою вину на супруга, я уже это заметил. Жена потребовала от него развода…
Он снова разрыдался в трубку. Что тут поделаешь? Он не корил ни меня, ни ее, а лишь самого себя. Я сказал ему, что по большому счету это и к лучшему; если его жена настаивает на разводе, значит она хотела расстаться еще до того, как он затеял откровенный разговор. По крайней мере, я не стал затягивать процесс, чтобы выудить у мистера М. побольше денег, как на моем месте поступили бы беспринципные детективы. Подобные дела, из которых в основном и состоит наша работа, любого могут легко довести до депрессии, стоит только позволить.
День сегодня хмурый и ничем не примечательный. Часы в нашем офисе, расположенном над магазином канцелярских товаров на Кингстон-роуд, показывают почти пять. Я отпускаю Андреа, нашу секретаршу, домой. Все равно с самого утра только зря убиваем время. Хен где-то рыщет. За двойными оконными стеклами с двойным слоем пыли показывается из-за туч самолет и начинает зловеще медлительно снижаться. Во рту у меня кисловатый привкус; не надо было пить столько кофе. Пожалуй, думаю я, рабочий день уже можно считать законченным.
Но едва Андреа успевает скрыться, как в офисе появляется посетитель. Лет около шестидесяти, с зачесанными за уши седыми волосами, сутулый и с мешками под темными глазами. Мне достаточно одного взгляда, чтобы понять, кто он: есть в нем что-то такое, что сложно описать словами, но когда ты это видишь, ни с чем другим не перепутаешь. Большие кулаки втиснуты в карманы брюк, а когда он вытаскивает правую руку, чтобы протянуть ее мне, из кармана выглядывает свернутая в рулон пачка новеньких банкнот, и сделано это явно не без умысла. Я решаю, что он только что выиграл на скачках: от Сандан-Парка [1]до нас не больше тридцати минут. В том, как он держится, нет ни капли вороватой нервозности, которую обычно проявляют люди, переступая порог детективного агентства. Вид у него уверенный и непринужденный. Он входит в мой кабинет как к себе домой.
1