— О, это хорошо придумано, мистер Уэлтон. Это хорошо придумано. Ручаюсь, что у нас в Штатах ваш роман встретит горячий прием! Простите, что забегаю вперед, но, поскольку вы уже рассказали так много, не скажете ли еще, что будет дальше?
— С удовольствием, мистер Купферстечер. Вы сами видите, что развитие такой сложной фабулы займет не одну сотню страниц. Когда конфликт назреет, я, говоря языком социологии, изображу великий кризис. В центре этого комплекса личных взаимоотношений — молодая пара, встреча которой дала толчок всему остальному. Теперь они начинают охладевать друг к другу. То, что они принимали за любовь, было не более как мимолетное увлечение — и они расходятся. Когда же эта основная связь рвется, во всей группе возникает центробежное движение. Одна за другой рушатся и другие связи. Иссякают любовные страсти, умирает дружба, взаимная вражда сменяется взаимным равнодушием, натянутость ослабевает, близость переходит в официальное знакомство людей, которые только здороваются при встрече на улице, а потом уже, по молчаливому уговору, избегают друг друга. Словом, полный разлом.
— Значит, к концу все окажется так, как было в начале?
— Не совсем. Я хочу показать, что каждый эпизод в человеческой жизни, каким бы он на первый взгляд ни казался пустым и незначительным, оставляет след, живой росток, залог будущего. Ничто никогда не проходит бесследно. Засыхая, дерево оставляет где-нибудь свое семечко.
— Это гениально, мистер Уэлтон! Грандиозность вашего замысла убеждает меня, что вы — один из величайших творческих умов нашего времени. А ваш призыв к оптимизму — именно то, что сейчас необходимо миру. Скажите, пожалуйста, что же сохранится после этого разлома?
— А вот что: одна искорка чувства уцелеет в общем крушении — обе бабушки все еще любят сидеть вдвоем и вязать. Так что концовка такая: две сребровласые старушки наслаждаются взаимной дружбой.
— Замечательно! Позвольте пожать вашу руку, мистер Уэлтон! Встреча с вами останется для меня весьма отрадным воспоминанием.
Гарстенг тем временем отошел к Халлесу.
— Вот что, Халлес. Судя по списку, к вам сегодня никто не приехал. А я и за обедом, и после обеда буду страшно занят. Так, может быть, вы не откажетесь поухаживать за моей гостьей, мисс Трегаллик? Мне неудобно сажать ее за почетный стол: если из всех рядовых сотрудников ей одной будет оказано такое предпочтение, это покажется странным. Уэлтона, Тредголда и Порпа я представил гостю в качестве декана, казначея и помощника казначея, так что их присутствие за нашим столом вполне естественно. Ну, а мисс Трегаллик уже представлена в, качестве одной из писательниц, так что... Будьте любезны, составьте ей компанию за обедом, а потом она вместе со всеми потанцует, пока я не освобожусь.
Халлес выразил готовность провести вечер с мисс Софи, и Гарстенг тут же познакомил их.
— Да, недурное развлечение приготовил мне Артур! — сказала Софи, когда Гарстенг оставил их вдвоем. — Приглашает в гости, а потом оказывается, что ему некогда побыть со мной — он, видите ли, должен увиваться вокруг какого-то богатого янки и этой дряни, которая явилась сюда без приглашения. Для меня у него нет времени, и я должна забиться в уголок, как бедная родственница! Клянусь богом, я его проучу!
Они мерили друг друга оценивающими взглядами.
— А вы мне нравитесь. И, во всяком случае, выто ни в чем не виноваты, — сказала Софи уже милостиво. — Вашу фамилию я слышала — Халлес. А имя как?
— Молверн.
— Ну хорошо, я вас буду называть по имени, и вы зовите меня просто Софи. С какой стати я из-за этого пролазы Артура стану портить вечер и себе и вам! Давайте постараемся провести его как можно лучше.
Она посмотрела на Халлеса с улыбкой, и он отметил про себя, что, когда она не злится, она очень мила.
Зазвучал гонг, и все общество двинулось в столовую.
За почетным столом Гарстенг прочел молитву и затем всецело занялся своей соседкой слева, мисс Каспидор, убедившись, что втянуть в разговор миссис Купферстечер — дело безнадежное. Купферстечер продолжал беседу с Уэлтоном. А сидевшим на концах стола Тредголду и Порпу никто не мешал есть и предаваться размышлениям. Обед был превосходный.
— Все, что я вижу здесь, производит сильное впечатление, мистер Уэлтон, — говорил Купферстечер. — Я обедал в Оксфордском университете, и в Кембриджском, и у юристов в Линкольн-Инне — и мне очень нравится, что вы и здесь создали традиционную академическую обстановку. Мы, американцы, очень высоко это ценим. Приток американских туристов в Англию значительно усилился бы, если бы вы предоставляли им возможность присутствовать на обедах в колледжах или в Иннз-оф-Корт [24] — так это, кажется, начинается? Вы могли бы назначить любую плату. Вот недавно, когда я был в Оксфорде, я говорил это самое ректору Бэллиолского колледжа, но он почему-то не ухватился за мою идею. Так же холодно отнесся к ней и господин верховный судья, когда я поделился с ним моими соображениями. Право, вы, англичане, недооцениваете в своей стране всего того, что могло бы стать источником доходов. Когда я бываю здесь, я всегда стараюсь пропагандировать свою идею. V вас есть очень древние традиции — именно то, чего нет у нас в Америке. Конечно, туристам интересно поездить по Англии, посмотреть ваши старинные города. Это все очень мило. Но допустите их к участию в каких-нибудь исторических церемониях, и они вам щедро заплатят за это. Продавайте нашим туристам билеты на особо торжественные обеды, продавайте им места рядом с судьей в Олд-Бэйли [25], и на эстраде для бардов в Уэльском Эйстедводе, и на приемы в парке Букингемского дворца. Позвольте им за плату ночевать в Виндзорском дворце и в Балморале [26]. Поверьте, мне, вы на этом заработаете миллионы! Да вот хотя бы за то, чтобы посидеть здесь, за вашим столом, любой американец заплатит деньги. Одна эта латинская молитва перед обедом стоит сотню долларов! А скажите, эта столовая — подлинная старина или подделка?