— Ну, конечно, подлинная, — заверил его Уэлтон. — Дом построен еще в царствование королевы Елизаветы.
— Что вы говорите? А королева не приезжала сюда в гости к графам Клигнанкорт?
— Конечно, приезжала. Она вообще завела обычай милостиво посещать самых богатых своих дворян и привозить с собой всю свою свиту, так что эта великая честь была для них крайне разорительна. Королева же убедилась, что ее турне со всем двором дают существенную экономию, ибо содержание двора перекладывалось таким образом на плечи знатных дворян, которых она навещала. Сюда она приезжала не менее двух раз, так говорят летописи. И по некоторым желчным намекам в них можно догадаться, во что обходились графам ее визиты. Кстати, она обедала в этом самом зале.
Купферстечер нагнулся вперед, чтобы ему не мешали жена, Уэлтон и Гарстенг, и обратился к мисс Каспидор.
— Слышите, Марджорем? Мистер Уэлтон говорит, что в этом зале когда-то обедала сама королева Елизавета. Может быть, вы будете ночевать в комнате, где она спала!
— К сожалению, нет, — сказал Гарстенг. — Клигнанкорт-холл перестроен и расширен в восемнадцатом веке. От старого здания осталась только эта часть, где мы находимся, да погреба.
Купферстечер, разочарованный, должно быть, такой уступкой времени, заговорил о другом. Он стал расспрашивать Уэлтона о его прежней работе в газетах.
— Да, я преклоняюсь перед вами, — сказал он после того, как Уэлтон описал ему несколько эпизодов из своей деятельности на Флит-стрит. — Бросить профессию журналиста, в которой вы достигли такого успеха, и приняться за серьезный роман — это крутой поворот! Для этого нужна большая предприимчивость и смелость! Я лично был бы на это неспособен, но меня это восхищает. Я, видите ли, человек деловой, и, с моей точки зрения, бросить выгодное дело ради менее выгодного — это чистейшее безумие. Но теперь, когда я познакомился с вами и узнал, над каким замечательным романом вы работаете, — я твердо решил поддержать здешнее предприятие. Организация, которая дает возможность одаренному человеку делать свою большую творческую работу, достойна поддержки нашего комитета! Я, знаете ли, в душе идеалист и могу понять писателя-творца.
— А вы сами имеете отношение к издательскому делу?
— Как же. Я акционер нескольких издательств, но главным образом занимаюсь изданием журналов. Я председатель журнального объединения Джона Томаса. Вы знакомы с нашей продукцией?
— Нет, кажется, не доводилось...
— А ведь она имеет большой сбыт у вас в Англии! Наш рынок во время войны расширился и с тех пор все продолжает расширяться. Я не в восторге от вашего лейбористского правительства, но надо отдать ему справедливость — оно ассигновало солидную сумму в долларах на импорт наших товаров — это одно из условий американской помощи. Наши люди в Вашингтоне нажали на правительство, и в программе экспорта нам отведено значительное место. Цель наша — чтобы под воздействием литературы, которую мы выпускаем, люди за границей перестали слушать коммунистов. Вы, несомненно, видели в Лондоне некоторые наши журналы: «Все или ничего», «Проказы любви», «Духовное возрождение». Они весьма популярны и выставлены во всех витринах на Пикадилли, на Лестер-сквере и Прэд-стрит. Мы подняли до небывалого уровня оформление нашей периодики в надежде на то, что вкусы у публики во всех странах одинаковы. Хорошая картинка, совершенно, так же, как и музыка, говорит на языке, понятном всем нациям. Мы считаем, что американская красавица, портреты которой вы увидите во всех наших изданиях, стала жрицей-весталкой международной демократии. Я позволю себе формулировать нашу идею, перефразируя слова Евклида: «Люди, которые любят одно и то же, любят друг друга». Мы добьемся того, чтобы американская красавица проникла за железный занавес, как она проникла в Западную Европу, в Японию, в Грецию и Корею, — это была первая ступень обучения американскому образу жизни.