В столовой становилось все веселее. Меню, придуманное миссис Роуз, требовало приятного разнообразия вин, и Уэлтон выбрал их вместе с нею. Все обедающие оценили их по достоинству и наслаждались ими вволю. Некоторые — сознавали они это или нет — никогда еще не пробовали таких вин, и уж, конечно, никто не имел возможности пить их в таком количестве, как сейчас. За длинными, сверкающими сервировкой столами то и дело раздавались взрывы беззаботного смеха. Купферстечер с каждой минутой становился все благодушнее и одобрительно взирал на эту картину общего веселья. А Марджорем Каспидор воображала себя королевой Елизаветой, и в голове ее бродил смутный вопрос: «Что же делала в таких случаях королева Елизавета?» Беседа с Гарстенгом, нервничавшим все заметнее, уже начинала ей надоедать, а попытка затеять разговор с Порпом, ее соседом слева, не увенчалась успехом. Порп захмелел раньше всех и мрачно смотрел в свою тарелку. На другом конце почетного стола Тредголд являл собой столь же унылое зрелище. Он сидел неестественно прямо и неподвижно и, как всегда серьезный, едва притрагивался к рюмке, желая, вероятно, таким поведением подать пример другим и умерить слишком бурный разгул веселья в зале. Зато Уэлтон сиял и был необыкновенно общителен.
Купферстечера сильно занимал один вопрос. За столами внизу все то и дело брали в руки какие-то листочки и внимательно изучали их. Если это меню, то почему у них есть меню, а здесь, за почетным столом, его нет? Это казалось странным!
Когда обед достиг победного конца, Гарстенг поднялся и, провозгласив тосты за английскую королеву и за президента Соединенных Штатов, начал речь.
— Леди и джентльмены, сегодня — великий день в истории Клигнанкорт-холла. Этот дом был свидетелем многих славных дней, но — говорю это с полным убеждением — ни один из них не может сравниться с нынешним. Нам выпала честь приветствовать здесь мистера Уобеша Купферстечера, председателя Американского комитета упорядочения европейской литературы. Среди своих многотрудных дел и обязанностей, которые заставляют его объезжать страны Западной Европы, он нашел время посетить нашу маленькую писательскую колонию. Мистер Купферстечер занят литературной деятельностью большого масштаба. Он — крупный администратор, далекий от мелочной повседневной работы, которой заняты мы. Но ему, пожалуй, небезынтересно познакомиться с нами, скромными тружениками, производящими товар, которым он торгует. Во всяком случае, для нас посещение человека из высших сфер является огромным поощрением. Леди и джентльмены, выпьем за здоровье мистера Уобеша Купферстечера!
Бокалы были выпиты до дна, и все вслед за Уэлтоном спели «Пьем за его здоровье, потому что он молодчина!»
Купферстечер встал с видом человека, которому мешает говорить сильное волнение, но мужественно превозмог его и начал ответную речь:
— Мистер Гарстенг! Леди и джентльмены! Когда я, по вашему дружескому приглашению, ехал сюда, я знал, что увижу нечто чрезвычайно для меня интересное. Но я никак не думал, что мне устроят такой прием! Леди и джентльмены, я тронут. И от души благодарю вас за то, что вы так охотно и дружно поддержали этот тост. Когда после второй мировой войны Соединенные Штаты приняли на себя роль всеобщего благодетеля и стали создавать дружественные форпосты всякого рода в странах свободного мира, никто не предвидел — я смело утверждаю это, — в какие многочисленные и разнообразные области человеческой жизни заглянет дядя Сэм, подавая руку помощи. Что Соединенные Штаты окажут миру помощь материальную — в этом, конечно, никто не сомневался. Займы и кредиты, продукция нашей непревзойденной промышленности, продовольствие из наших переполненных житниц, помещение наших капиталов в иностранные предприятия, открытие наших филиалов, техническая и административная консультация, переброска в другие страны наших вооруженных сил — таковы те благодеяния, на которые могли рассчитывать свободные народы. Но мог ли кто-нибудь в те дни предугадать, что Америка и в области культуры пожелает оказать содействие, столь же энергичное и плодотворное? Кто, например, думал тогда, что организуется комитет, который я имею честь возглавлять? Беру на себя смелость сказать: никто! Почему это так, объяснить нетрудно. Благодаря историческим условиям своего развития и особенностям американского гения Америка стала страной машин. Нигде в мире техника не используется так широко и разнообразно. Поэтому естественно, что нас считают народом, который только изобретает машины, обслуживает их и пользуется ими — и больше ничего. Тот факт, что наряду с этим в Америке развивалась и культура, мог легко ускользнуть — и действительно ускользнул — от внимания других народов. Однако позвольте вам сказать, что именно в Америке сбылось пророчество одного из ваших философов, пророчество, которое, как думали тогда, относилось к очень отдаленному будущему. Ибо что вы видите в Америке наших дней, леди и джентльмены? Вы видите, как сто пятьдесят миллионов американцев стучат на ста пятидесяти миллионах пишущих машинок, выстукивая поэму, имя которой «Американский образ жизни».