Кальдер откинулся на спинку кресла и долго смотрел на цифры. По телу прокатилась холодная волна, после которой начали гореть щеки. Это было не злость, не огорчение и даже не смирение — он чувствовал стыд. Он вспомнил, как заколебался и не решился признаться Тареку в том, что продолжал делать ставки. Ему было стыдно. И вот почему. Он знал, что рынок облигаций США балансировал на острие бритвы: с одной стороны были те, кто опасался глобальной инфляции, а с другой — те, кто боялся дефляции. За последние двадцать четыре часа страх инфляции пересилил, а Кальдер этого совершенно не ожидал и не прочувствовал. Причина была очевидной: он не имел возможности все тщательно взвесить и проанализировать, потому что был полностью поглощен проблемами с Тоддом, Ким, Бентоном Дэвисом и Сэнди, не говоря уже о повседневных заботах, связанных с аэродромом. Конечно, он понятия не имел, как поведет себя рынок облигаций.
Теперь ему было стыдно за свою самонадеянность.
Он с таким же успехом мог сыграть в рулетку! А сам только вчера утром при разговоре с сестрой осуждал отца за пристрастие к азартным играм.
Он быстро нажал несколько клавиш, чтобы оплатить свой проигрыш и закрыть позицию, после чего еще несколько секунд смотрел на экран. Может, вообще стоит закрыть свой счет в «Спредфинекс»? И убрать это искушение с глаз долой?
Может. А может, и нет.
Он взял трубку телефона и позвонил Стиву на аэродром Литл-Грансден, чтобы узнать, где они берут мешки для трупов и не могут ли им одолжить один, чтобы Лэнгторп продолжал работать, пока они закажут и получат для себя.
— Значит, Алекс, ты разговаривал с полицией?
Корнелиус надел очки-«половинки», чтобы изучить меню, но пронзительный взгляд его голубых глаз был устремлен поверх них на Кальдера. Они сидели в маленьком ресторанчике дорогого загородного отеля неподалеку от больницы. Из Сан-Диего прилетела сестра Тодда Кэролайн, которая вместе с Корнелиусом провела весь день в палате брата, по-прежнему находившегося в коме. Эдвин приехал поздно вечером. Корнелиус принял приглашение Ким поужинать вместе. Атмосфера за столом была напряженной.
— Конечно, — ответил Кальдер. — Как только они выяснили, что «Як» заминировали, у них сразу возникло множество вопросов.
— О чем?
— О «Яке», о пожаре в двигателе, об аварийной посадке. — Ответ Кальдера был осторожным.
— А они спрашивали о нашей семье?
Кальдер аккуратно положил меню на стол.
— Если вас интересует, говорил ли я, что Тодд пытался выяснить обстоятельства смерти своей матери, то ответ — да, говорил.
За столом повисло молчание.
— Вам не следовало этого делать, — наконец произнес Корнелиус. — Это касается только нашей семьи.
— А полиция ведет расследование покушения на убийство, — резонно возразил Кальдер. — Это означает, что они имеют полное право влезать в частную жизнь.
— Но эта частная жизнь не имеет никакого отношения к вам.
— Я тоже рассказала об этом полиции, — вмешалась Ким. — Правда, не сразу, но потом, все взвесив, решила, что это мой долг. Алекс прав. Тодда едва не убили, и мы должны рассказать им все, а они сами решат, что имеет отношение к делу, а что — нет.
Корнелиус перевел взгляд на невестку. Она пожала плечами и грустно улыбнулась.
Взгляд Корнелиуса смягчился.
— Извини, Ким. Я ужасно волнуюсь за Тодда, мы все волнуемся, но мне очень не понравились вопросы этой женщины из полиции. Ты же знаешь, как я не люблю, когда в наши дела лезут чужие. Но тебе сейчас приходится тяжелее всех.
На лице Ким снова появилась слабая улыбка.
— Алекс меня очень поддерживает все эти дни.
Корнелиус повернулся к Кальдеру.
— Я хочу поблагодарить вас за все, что вы делаете, — неохотно произнес он. — Уверен, что Тодд тоже был бы вам признателен.
Кэролайн, молчавшая почти все время, сидела возле Ким. Она протянула руку и коснулась руки невестки. Ким схватила ее и сжала так сильно, что побелели костяшки. Все это время она старалась держаться, но неожиданное сочувствие, казалось, совсем обезоружило ее. По щеке Ким скатилась слеза, и, повернувшись к Кэролайн, она смогла только губами произнести: «Спасибо».
Кэролайн была на несколько лет моложе Тодда. Такая же хрупкая, с похожими на него чертами лица. Однако ей недоставало его уверенности в себе. На ней были кремовые брюки и шелковая блузка, и, если не считать неброских, но дорогих сережек, в ее внешнем виде ничего не указывало на то, что она замужем за миллиардером. Она оставила дома девятимесячную дочку и собиралась провести в Англии всего пару дней, а потом вернуться обратно. Ей очень хотелось повидать Тодда и подержать его руку, даже если он и не мог этого видеть.
За столом наступило молчание, и все смотрели на Ким с сочувствием. Официант, воспользовавшись паузой, принял у всех заказ. Ким была мужественной женщиной, через минуту она взяла себя в руки.
— Я читала в газете, что вы подали заявку на покупку «Таймс», — обратилась она к Корнелиусу. — Автор статьи считает, что шансы очень велики. Наверное, это очень здорово.
Корнелиус помолчал, но решил проявить уважение к желанию Ким сменить тему и перевести разговор в более безопасное русло.
— До этого еще далеко, — сказал он. — Ивлин Гилл — серьезный противник, и его нельзя недооценивать. Но ты права: владеть «Таймс» — это нечто совершенно особенное. Я очень надеюсь, что Тодд сможет разделить с нами триумф. Я никогда не мог понять, почему он решил уйти из газетного бизнеса.
— Разным людям нужны разные вещи, отец, — заметил Эдвин.
Корнелиус не обратил на его слова никакого внимания и продолжал пристально смотреть на Ким.
— Эдвин прав, — согласилась она. — Тодд всегда поступает по-своему. — Она улыбнулась Корнелиусу. — В этом, думаю, он очень похож на своего отца. И ни вы, ни я не сможем этого изменить.
— Наверное, — нехотя признал Корнелиус, не скрывая разочарования.
— Это ведь самое крупное ваше приобретение после «Гералд»? — спросила Ким. — А оно было когда? В 1988-м?
— Да, — улыбнулся Корнелиус. — Эта сделка превратила «Зейл ньюс» из южноафриканской компании в международный концерн. А «Таймс» завершит начатое и станет настоящим флагманом, которым можно только гордиться.
— Наверное, тогда пришлось совсем туго, — заметила Ким. — Как я поняла, та сделка была принципиальной для выживания.
Во взгляде Корнелиуса была настороженность.
— Это Тодд тебе сказал?
Ким не ответила и опустила глаза, разыгрывая смущение, что невольно проговорилась об откровенности мужа. Кальдера поразило, как ловко она прощупывала Корнелиуса.
— Отрицать это сейчас не имеет смысла, хотя, думаю, мир даже не догадывался, насколько близки мы были к банкротству. Типичная история с бросовыми облигациями. Нужно все время покупать нечто еще более крупное, чтобы расплатиться по старым долгам. Когда в 1988 году фондовый рынок рухнул, вся карусель неожиданно замерла на месте, и многие люди по инерции полетели с нее во все стороны. И мы бы оказались среди них, не будь покупки «Гералд». После этого мы стали гораздо осторожнее.
— У вас в «Зейл ньюс» осталось не так много южноафриканских газет, — сказана Ким. — Мне всегда было интересно почему. Я знаю, что в 1980-х годах вам пришлось их продать, чтобы не отпугнуть американских инвесторов, но теперь-то никто не мешает купить одну или несколько?
— Это узкий раздробленный рынок с очень высокой конкуренцией, — вставил Эдвин.
Корнелиус снова проигнорировал его слова.
— Я оставил Южную Африку в прежней жизни, — пояснил он. — У меня американский паспорт, американская жена, а время я провожу либо здесь, либо в Америке. Но не в Южной Африке. — Он взглянул на Ким. — Молю Господа, чтобы тебе никогда не пришлось испытать это на собственном опыте, но смерть супруга заставляет на многие вещи взглянуть по-иному. Ты начинаешь понимать, что именно имеет для тебя ценность. В моем случае это была семья. — Он улыбнулся Кэролайн и Эдвину. — Но не страна.