Отец Кальдера являлся убежденным пресвитерианцем, его дед — священником, а мать-англичанка имела твердые принципы и четкие представления о добре и зле, которые привила детям. То, что сделал Кальдер, было злом. Однозначным и несомненным.
Он перевел взгляд на замужнюю женщину, о которой шла речь. Она явно переживала не меньше его.
— Я должна переехать в гостиницу, — сказала она.
Кальдер хотел было ее отговорить, изображая гостеприимство, но ограничился кивком.
— В доме, где расположен ресторан, сдаются комнаты. Я отвезу тебя туда утром, когда мы заберем твою машину из больницы.
— Я не уверена, что хочу видеть Тодда сегодня, — сказала Ким. — Я знаю, что мы поступили ужасно, но я по-прежнему злюсь при мысли о Донне. А что, если она там и ждет в машине своей очереди? И что я скажу Тодду? Я ведь с ним разговариваю, хотя он и без сознания.
Кальдер глубоко вздохнул. Почему-то проблемы Ким решать ему было легче, чем свои собственные.
— Вот что я предлагаю. Сегодня Тодда не навещай. Проведи день одна. Постарайся хоть немного навести порядок в своих мыслях и приезжай к нему завтра. А Донну я найду и заставлю уехать.
— Как ты это сделаешь?
— Я это сделаю, — заверил Кальдер. — Не переживай. Это моя проблема.
Зазвонил его мобильник, и Кальдер взял трубку.
— Алло? — хрипло спросил он. Сначала в трубке молчали, но Кальдер знал, кто звонит. — Сэнди?
— Алекс! Я просто хотела сказать, что все в порядке, что у тебя теперь есть другая. Мы не виделись сколько? Уже два месяца, и ты не моя собственность…
— Сэнди…
Но она заранее заготовила свою речь и хотела закончить ее как можно скорее.
— Наверное, я совершила ошибку. Очень большую. В последнее время наши отношения совсем разладились, и в этом моя вина. Но я поняла, что была не права, и теперь знаю, что к чему. Мне очень жаль, что вчера вечером я поставила тебя в неловкое положение… — Она говорила все быстрее, ей уже не хватало дыхания, и голос начинал срываться.
— Сэнди, никакой ошибки ты не делала…
— Как я уже сказала, теперь я знаю, что к чему, и больше тебя не побеспокою. Я обещаю.
— Послушай, давай все обсудим…
— Прощай, Алекс. — В трубке раздались гудки.
Кальдер тупо смотрел на телефон несколько секунд и потом набрал номер гостиницы, который Сэнди оставила вчера на автоответчике. Она остановилась в лондонской «Суисс-отель Ховард». Он попросил соединить его с ее номером. После первого же гудка трубку сняли:
— Да?
— Сэнди?
Она повесила трубку.
Кальдер плюхнулся в кресло.
— Похоже, на этот раз мы разошлись окончательно.
— Тебе жаль? — спросила Ким.
— Да, — ответил Кальдер. — Мне очень жаль.
— Может, мне стоит поговорить с ней? Позвонить и все объяснить?
Кальдер сорвался:
— Что? Что я трахнул чужую жену, что это не важно, потому что ее муж в коме и может никогда не очнуться? Это все объяснит!
У Ким задрожали губы, и она расплакалась.
Кальдер дотронулся до ее руки.
— О Господи, Ким, извини, мне ужасно стыдно! Я совсем потерял голову!
Ким отдернула руку.
— Я иду наверх собрать свои вещи.
Она вышла из комнаты, а Кальдер налил себе еще кофе. Но сколько бы он ни пил кофе, легче ему не становилось.
— Спасибо, что пришли, — хрипло произнес Андрис Виссер, обращаясь к двум гостям. Трое мужчин сидели в креслах, грея в ладонях бокалы с коньяком. В камине, потрескивая, горели дрова. Снаружи, за решеткой от грабителей и высокой оградой, в высокой желтой траве равнины шелестел ночной ветер.
Его гостями были члены «Лагербонда». Им обоим — уроженцам разных областей Южной Африки — было за шестьдесят. Дэниел Хавенга недавно оставил пост профессора журналистики в Стелленбошском университете. Фредди Стенкамп, занимавший в свое время пост заместителя директора печально известной военной разведки, был сейчас заместителем председателя «Лагербонда». Хотя Стенкамп работал на правительство в самые жестокие времена апартеида, он сохранил свой пост до конца 1990-х и вышел в отставку с солидной пенсией.
Оба гостя были напряжены. Они понимали: если председатель вызвал их к себе на ферму так срочно, значит, случилось что-то нехорошее.
— В чем дело, Андрис? — поинтересовался профессор Хавенга.
— Я полагаю, что операция «Дроммедарис» находится под угрозой.
— Последняя акция или весь проект?
— Весь проект.
— Но разве Тодд ван Зейл не в коме?
— В коме, но его жена продолжает задавать вопросы о смерти свекрови. Она заручилась поддержкой своего друга в Британии, который раньше работал на «Блумфилд-Вайс». Вдвоем они не собираются сдаваться.
— Но это было так давно! — заметил Хавенга. — Если уж Комиссии по восстановлению правды и примирению ничего не удалось выяснить, то что могут сделать они?
— Думаю, могут, — ответил Виссер. — И боюсь, что мы потеряем контроль над ситуацией.
— Этого нельзя допустить, — вмешался Стенкамп — высокий представительный мужчина, сидевший очень прямо даже в уютном кресле. — Как вы знаете, я не всегда одобрял такие крупные капиталовложения в операцию «Дроммедарис». Но сейчас она стала настолько важной частью деятельности «Лагербонда», что мы не можем позволить себе подвергнуть ее риску.
— А ты что думаешь, Дэниел?
Профессор отпил немного коньяка. Пронзительный взгляд его карих, глубоко посаженных глаз был устремлен на собеседников. Он машинально теребил свою бороду.
— Я в принципе всегда считал, что чем меньше мы высовываемся, тем лучше. Я бы не стал предпринимать ничего, что привлекло бы внимание к «Лагербонду». Мы знаем, что британская полиция уже ведет расследование… происшествия с Тоддом ван Зейлом.
— Если мы ничего не предпримем, причем быстро, то внимание к нам привлекут другие, — возразил Стенкамп.
Профессор вздохнул:
— Мне никогда не нравилась эта часть нашей деятельности.
— Мой опыт подсказывает, что чем раньше отреагировать на подобные события, тем меньше неприятностей будет в конце, — заявил Стенкамп.
— Верю, — согласился профессор. — Так что мы предпримем?
— За этим, джентльмены, я вас и пригласил, — сказал Виссер. Он дождался, когда пройдет приступ ужасного кашля, разрывавшего ему легкие. — Кобус сейчас в Англии и ждет наших указаний.
15
3 августа 1988 года
Вчерашняя ночь была просто ужасной. Как только я отправилась спать, меня начали преследовать эти фотографии и спина мальчика, мертвые глаза молодой женщины. Дошло до того, что я отправилась в ванную и меня стошнило. Но облегчения я не почувствовала.
Конечно, я сделаю так, как велел этот человек. Я никому больше не заикнусь о «Лагербонде». Я не могу допустить, чтобы этот монстр что-нибудь сделал с Кэролайн. Как же я жалею, что открыла этот проклятый дипломат и увидела эти бумаги. Что общего у Нелса с такими людьми?
Мне нужно уехать отсюда. Я хочу вернуться домой. Я хочу быть дома. Я закажу билет в Миннеаполис прямо завтра.
Позже, в тот же день…
Я получила билет и улетаю завтра вечером. Дорис вернулась из Порт-Элизабет, поэтому Кэролайн есть с кем остаться, тем более что и Зан дома.
5 августа
Я поймала его! И чувствую себя ужасно!
Случилось это так. В последний момент я решила заглянуть в Филадельфию по пути в Миннеаполис. Я не знаю, почему так решила. Наверное, хотела провести там пару дней с Нелсом, попробовать помириться. Я не задумывалась о том, что расскажу ему о члене «Лагербонда» Молмане, если так его действительно звали. С одной стороны, мне ужасно хотелось почувствовать себя защищенной в его сильных объятиях, а с другой — я не знала, могу ли ему доверять. А если Молман узнает, что я проговорилась…
Но было еще кое-что. Я не предупредила его, что приезжаю. Я хотела появиться неожиданно и выяснить, что за жизнь он теперь ведет в Америке, не давая ему возможности что-либо скрыть. Я хотела застать его врасплох и вытащить наружу все тайны, найти какой-то выход из того положения, в котором я оказалась.