Выбрать главу

Виссер пропел первые строчки гимна слабым и хриплым голосом. Припев подхватили все двадцать один человек, стоявшие в тени за новобранцем. Хотя было всего два часа пополудни, собрание проходило в обстановке величайшей секретности, а обычный набор из взяток, угроз и шантажа гарантировал, что их никто не потревожит. Церемония принятия в члены «Лагербонда» копировала аналогичную процедуру «Брудербонда» старых дней. Когда был пропет последний куплет, Виссер откашлялся и заговорил почти шепотом:

— Поль Геррит Стрейдом, собратья буры, являющиеся членами «Лагербонда», после тщательного рассмотрения твоей кандидатуры приняли решение о том, что ты достоин вступить в наши ряды.

Он продолжил, следуя установленной процедуре посвящения, и начал перечислять кандидату цели и задачи «Лагербонда», согласие с которыми тот должен был каждый раз подтверждать. Стрейдом стоял, выпрямившись во весь рост, и громко говорил «да» каждый раз, когда требовалось. Обычно кандидаты до вступления в организацию имели слабое представление о том, кто именно в нее входил, но для Стрейдома — третьего по значимости человека в Национальном разведывательном агентстве — Виссер сделал исключение.

Почти окончательно севшим голосом Виссер подошел к кульминационному моменту церемонии:

— В присутствии твоих братьев, собравшихся здесь, чтобы быть свидетелями, я принимаю твою клятву верности и объявляю членом «Лагербонда». Будь стойким в минуты невзгод. Будь верным в любви к своему народу. Будь твердым в служении ему. Сердечные поздравления и добро пожаловать. — С этими словами он пожал ему руку, после чего из тени выступили остальные члены «Лагербонда» и сделали то же самое.

Зажгли еще свечи. К Виссеру подошел старый генерал, которому было не меньше восьмидесяти пяти лет.

— Надеюсь, ты понимаешь, что делаешь, Андрис. Я имею в виду операцию «Дроммедарис», — мрачно произнес он.

— Это разумное вложение средств, уверяю, — отозвался Виссер.

— Хм. Мне сказали, что «Таймс» обойдется в десять миллиардов рандов.

— По меньшей мере, — подтвердил Виссер.

— На десять миллиардов рандов можно купить кучу оружия, — заметил генерал.

— Нам нужна политическая власть, а не оружие, — возразил Виссер. — И могу заверить, что эти деньги ее нам купят.

Генерал недовольно хмыкнул и отошел. Среди членов «Лагербонда» с большим стажем далеко не все понимают, что к чему, с горечью подумал Виссер. Но возраст берет свое, и они постепенно умирают. У «Лагербонда» есть власть, и чтобы ее получить, пушки не понадобились. У «Лагербонда» есть деньги и знания. И добиться всего они смогли с помощью интриг, а не грубой силы. Операция «Дроммедарис» формирует общественное мнение за рубежом и в самой стране. Дэрк дю Туа и его отец сумели многократно увеличить те миллиарды, которые Нико Дидерихсу удалось тайно перечислить в самом начале. Часть денег шла на взятки. Если это не срабатывало, то Фредди Стенкамп, а теперь и Поль Стрейдом могли использовать обширные досье, имевшиеся на всех важных политиков и чиновников Южной Африки, как белых, так и черных, чтобы добиться от них нужного результата шантажом и вымогательством. У всех более или менее значимых фигур Южной Африки было прошлое, когда они совершали поступки, которых теперь стыдились. «Лагербонд» о них знал. А на случай, если все другие средства окажутся безрезультатными, у них имеется Антон ван Вюрен, седовласый профессор физики, который сейчас о чем-то серьезно беседует с Дэниелом Хавенгой, и солидные запасы оружейного урана, запрятанные в заброшенной шахте неподалеку от Кимберли.

Виссер довольно улыбнулся. Пока он руководит «Лагербондом», будущее африканерской нации под надежной защитой.

Увидев Кобуса Молмана, он нахмурился и подошел к бывшему полицейскому.

— Я слышал, что Алекс Кальдер приехал в Южную Африку?

Молман поднял брови.

— Я удивлен. Его оказалось не так легко запугать.

Виссер помрачнел еще больше.

— Похоже, ты начинаешь терять хватку.

Молман уверенно улыбнулся — бывший гражданский служащий не мог его запугать, даже если он председатель «Лагербонда».

— Не волнуйся, Андрис. Теперь он на моей территории, и я не позволю ему создавать проблемы.

— Рад это слышать, — сказал Виссер. — Потому что если дело с ван Зейлами выйдет из-под контроля, все может рухнуть.

— За пару дней мы заставим его покинуть страну, — заверил Молман и ухмыльнулся. — Если понадобится, то в гробу. — С этими словами он направился поговорить с новоиспеченным членом организации.

Виссер закашлялся, чувствуя, как боль раздирает ему грудь и плечи. Чудо, если ему удастся дожить до следующего общего собрания. Он перевел взгляд на расположенные по кругу фризы. Крошечная группа мужчин и женщин, цеплявшихся за жизнь и свободу на краю огромного континента. Он вспомнил, как во время изучения истории в университете Оранжевой республики он читал отрывки из статей в «Таймс», осуждающих невежественных фермеров-буров. Он улыбнулся. Очень скоро этот могущественный рупор английского колониального правления окажется в руках этих самых невежественных буров. Этого дня он ждал с нетерпением.

На следующее утро Джордж Филд позвонил Кальдеру в гостиницу и сообщил адреса Дэниела Хавенги, Андриса Виссера и Либби Вайсман. Поскольку профессор Хавенга жил в Стелленбоше, всего в часе езды от Кейптауна, Кальдер решил начать с него. Но сначала он собрался наведаться в «Хондехук», где раньше жила Марта. Миновав равнину Митчелл и кишащий людьми поселок Гугулету, Алекс поехал в сторону гор Готтентотской Голландии. В голове немного гудело от выпитого вчера виски. Он все еще злился — на отца, обвинившего его в пристрастии к азартным играм, на сестру, считавшую, что он виноват в ее увечье, на Эдвина, угрожавшего Ким, а больше всего — на себя. В последние недели он наделал немало глупостей, но был полон решимости искупить свою вину. Он не сомневался, что беседа с Джорджем сдвинула расследование с мертвой точки. Сделать предстояло еще немало, и злость только укрепляла его решимость во всем разобраться.

Кальдер свернул с шоссе и вскоре оказался в краю виноделия: склоны холмов покрывали бесконечные акры красновато-коричневых и желтых виноградников. Их охраняли низкие белые деревенские дома, чьи центральные фронтоны свидетельствовали о голландском происхождении. Он объехал город Стелленбош и направился по дороге, которая вела в долину. Ее поверхность покрывала буйная растительность. Дубовые рощи, виноградники и пастбища были разделены рекой, а по бокам теснились утесы, упиравшиеся вершинами в черные облака. Только что прошел дождь, с деревьев падали капли, а виноградники тускло блестели.

Наконец он оказался у двух белых воротных столбов, на одном из которых была надпись: «Хондехук». На другом висели обычные предупреждения о злых собаках и вооруженной охране. Он проехал по дороге, вдоль которой были высажены дубы с пожелтевшими кронами, и добрался до дома с горделивой датой «1815», красовавшейся на фронтоне. Перед домом был разбит сад: влажный, пышный и таинственный.

Кальдер позвонил в дверь. На пороге появился высокий седоволосый, опрятно одетый мужчина в рубашке от Ральфа Лорена и брюках из хлопчатобумажного твила. Кальдер представился другом семьи ван Зейлов, и мужчина с гостеприимной улыбкой согласился показать ему усадьбу. Он оказался немцем, которому Корнелиус продал «Хондехук» в 1989 году. Дом и сад содержались в образцовом порядке, и немец пояснил, что возродил промышленное виноделие.

Кальдер спросил его о Дорис и Финнисе. Немец знал их и оставил у себя, когда купил поместье. Финнис через несколько лет был вынужден уйти с работы: прогрессирующий СПИД отбирал последние силы, и он вскоре умер. А Дорис умерла три года назад от сердечного приступа. Новый владелец помнил письменный стол Марты. Корнелиус не стал его забирать, и его продали. Насколько он помнил, в ящиках ничего не было: если в них что-то и оставалось, то наверняка все выкинули. Никаких следов дневника.