Осматривая сад, Кальдер представил себе, как в нем трудилась Марта ван Зейл. Сад действительно оказался чудесным. Хотя Стелленбош располагался всего в нескольких милях, здесь, в объятиях тумана и живописной долины, было удивительно тихо и уединенно. Кругом царил идеальный порядок: Кальдер подумал, что при Марте вряд ли все было так ухожено. Он стоял у колокола, подвешенного на двух поперечных балках, когда вдруг услышал громкий крик птицы на дереве за собой.
Не удержавшись, хозяин выругался по-немецки.
— Что это было? — поинтересовался Кальдер.
— Сорокопут, — ответил немец. — Южноафриканцы их обожают, а я считаю настоящей напастью, особенно летом, когда они поднимают крик в пять часов утра. Их здесь пара. Я считал, что они улетели два года назад, но сейчас, похоже, снова вернулись.
Кальдер поблагодарил его и уехал. Его провожал громкий крик сорокопутов.
Кальдер понимал, что их с Джорджем Филдом предположение о том, что Корнелиуса финансировал «Лагербонд», было всего лишь догадкой. Невинных причин визита Хавенги и Виссера к Корнелиусу в тот день могло быть множество. Если причина была действительно невинной, то, по мнению Кальдера, прямой вопрос был лучшим способом проверить эту теорию.
Стелленбош оказался тихим городком, где внушительные современные здания университета мирно соседствовали со старыми постройками. Хавенга жил на обсаженной дубами Дорп-стрит с белыми домами в стиле Капской Голландии и выкрашенными в черное изгородями и оконными рамами — во многих из них размещались художественные салоны. Они создавали атмосферу мирной зажиточной старины и больше походили на Новую Англию, чем на Африку.
Женщина с отсутствующим передним зубом и всклокоченными черными волосами завернула машину Кальдера на стоянку у выглядевшего старинным универсального магазина «Ом Сами» — позже она потребует мелочь за то, что приглядывала за ней. Кальдер прошел несколько ярдов по улице, остановился у дома Хавенги и позвонил. Профессор открыл дверь сам. Теперь Кальдеру было понятно, что имела в виду Кэролайн, говоря о его ушах. Хавенга был маленького роста, с белыми волосами, бородой и хитрым обезьяньим лицом. Увидев Кальдера, он озадаченно поднял брови, но изобразил вежливую улыбку.
— Профессор Хавенга?
— Да?
— Меня зовут Алекс Кальдер. Я друг Тодда ван Зейла. Я знаю, что вы были знакомы с его родителями. Он через меня хотел бы задать вам пару вопросов.
— О чем?
— О своей матери.
— Понятно. Входите.
Кальдер едва не споткнулся о небольшой чемодан, стоявший в прихожей.
— Извините, — сказал профессор. — Я только что вернулся из Претории. Проходите сюда. — Он провел Кальдера в заставленную мебелью гостиную, которая казалась еще меньше из-за книжных шкафов, закрывавших все стены от пола до потолка. Появилась миловидная женщина лет сорока, которую Хавенга представил как компаньонку и отправил сварить кофе.
— Я действительно слышу шотландский акцент? — поинтересовался он.
— Действительно, — согласился Кальдер.
— Значит, вы проделали долгий путь. Чем могу помочь? — Глаза профессора были ясными, а улыбка — дружелюбной, но в том, как он держался, чувствовалась какая-то нервозность.
— Насколько я знаю, вы дружили с Мартой?
— Да, она была моим большим другом. Общаться с американкой было как глоток свежего воздуха. Сейчас стало получше, но в те дни университет был очень замкнутым и закрытым.
— А кто, по-вашему, убил ее?
Брови профессора взлетели вверх.
— Разве это были не повстанцы АНК где-то на севере? Возле границы с Мозамбиком?
— Так утверждала полиция.
— Понятно. А Тодд этому не верит?
— Нет.
Хавенга пожал плечами:
— Может, он и прав. В те дни власти покрывали ужасные вещи. Смерть Марты вполне могла быть одной из них. Теперь очень трудно докопаться до истины. Прошло уже сколько? Пятнадцать лет?
— Восемнадцать, — поправил Кальдер. — А что трудно, так это правда. Поэтому я и приехал.
Вошла женщина с кофейником и двумя кружками. Хавенга бросил на нее выразительный взгляд, и та удалилась. Он налил кофе и ругнулся, расплескав его. Он явно нервничал.
— Мне очень нравилась Марта, — сказал он, передавая Кальдеру кружку. — Но я не настолько хорошо ее знал: своими личными проблемами она бы со мной делиться не стала. Ходили слухи, что у нее трения с мужем, но в Стелленбоше таких слухов хватало всегда. Город ими даже печально знаменит.
— А не могли бы вы рассказать, зачем приезжали к Корнелиусу ван Зейлу незадолго до ее смерти?
Хавенга выпрямился в кресле.
— Приезжал к Корнелиусу? Я не очень понимаю.
— Ну да. Вместе с Андрисом Виссером из министерства финансов.
Хавенга смутился и промолчал.
— Вы знаете Андриса Виссера?
— Хм… Мне кажется, мы вместе работали в нескольких комитетах. Но это было давно.
— Верно, — подтвердил Кальдер. — И однажды вы вдвоем нанесли Корнелиусу визит.
— Вряд ли.
— Вас видела Кэролайн.
— Кэролайн? Дочь Марты? Но она была совсем ребенком, разве нет?
— Наблюдательным ребенком с хорошей памятью.
— Я не отрицаю, что у нее может быть хорошая память, но у меня ее нет. Я не помню этой встречи.
— Вы уверены?
— Совершенно уверен. — Он больше не улыбался, а глаза смотрели настороженно.
— Вы были членом «Брудербонда», профессор?
Профессор издал короткий смешок, явно обрадовавшись смене темы разговора.
— Об этом я лучше умолчу. Но сейчас я являюсь членом «Африканербонда», организации-преемницы. Как вам, без сомнения, известно, я занимаюсь журналистикой и имею профессиональный интерес к языку африкаанс и его роли в современной Южной Африке.
— А что насчет «Лагербонда»?
В этот момент Хавенга подносил кружку с кофе ко рту, и она замерла буквально в миллиметре от губ.
— Вы член «Лагербонда»?
Хавенга пришел в себя, опустил кружку и вытянул губы.
— «Лагербонд»? Интересное название. Хотя раньше я его не слышал.
— А насчет операции «Дроммедарис»?
Хавенга медленно покачал головой, сжав губы.
— Благодарю, что уделили мне время, профессор. Я узнал все, что хотел.
Хавенга поставил кружку на стол и поднялся.
— Не понимаю, как именно. Я представлению не имею, о чем вы говорили.
Кальдер улыбнулся:
— Нет-нет, вы помогли. Поверьте, вы очень помогли.
После ухода Кальдера Хавенга не находил себе места. Он расхаживал по гостиной, прокручивая в голове всю беседу. Он ни разу не проговорился, так ведь? Но Алекс Кальдер думал иначе. Хавенга был поражен, как много событий тому удалось связать вместе. Смерть Марты потрясла его тогда, и даже сейчас, восемнадцать лет спустя, при мысли о ней его глаза затуманились. Самое забавное, что ни он, ни Виссер, ни «Лагербонд» не имели к ней ни малейшего отношения. Как жаль, что он не мог так и сказать об этом Кальдеру — слишком много было поставлено на карту.
Он взял трубку и набрал номер.
— Андрис? Это Дэниел. Я встревожен…
23
Вернувшись в Кейптаун, Кальдер заказал билет на вечерний рейс в Йоханнесбург. Не вызывало сомнений, что Хавенга лгал о встрече с Виссером и Корнелиусом и что он был отлично осведомлен о «Лагербонде». Кальдер решил отправиться к Андрису Виссеру по адресу, которым его снабдил Джордж Филд, — на ферму возле Претории.
Перед отъездом он позвонил Ким. Она решилась поговорить с Тоддом, и тот был шокирован самой идеей, что Корнелиус мог брать деньги у «Лагербонда». Он в это не верил, но собирался спросить об этом у отца без обиняков. Кальдер этого не одобрил и попросил Ким отговорить мужа. Она обещала сделать все возможное.
Намерение Тодда встревожило Кальдера. Если сначала Ким и Тодд действовали, как считали нужным, то теперь Кальдер считал, что у него не меньше прав определять, как повести себя с Корнелиусом. Его сестра потеряла ногу, а он рисковал жизнью в Южной Африке. Кальдер считал большой ошибкой раскрывать свои карты на данном этапе. Но, находясь так далеко, он мало что мог изменить.