— А они говорили об источнике этих денег?
— Да. Некая тайная организация под названием «Лагербонд». По их словам, это была чрезвычайно секретная группа людей, объединившихся для защиты интересов нации африканеров. Они не верили в насилие и в то, что апартеиду, который считали устаревшей идеологией, удастся уцелеть, но они верили в силу общественного мнения. Они имели доступ к значительным финансовым средствам, хранившимся в швейцарских банках. Дэниел сказал, что эта группа не была связана с правительством и продолжит существование даже после его падения. Они хотели финансировать человека, обладавшего влиянием в мировых СМИ, который мог бы построить международный холдинг периодических изданий, отражавших взгляды африканеров на будущее мироустройство. Дэниел чувствовал, что основная угроза для буров исходит от международного общественного мнения. Он видел, что произошло с нацистами после Второй мировой войны, и не хотел такой же участи для африканеров. Он искренне верил, что африканеры не были злом и кто-то, а именно я, должен убедить в этом остальной мир.
— А как насчет «Кейп дейли мейл»?
— Они были рады закрытию этой газеты, однако хотели, чтобы я сохранил остальные южноафриканские издания, хотя в то время американцы настолько негативно относились к инвестициям в Южную Африку, что это было бы очень сложно. Хавенга и Виссер хотели, чтобы мои газеты постепенно смягчили свою позицию, став не обязательно проправительственными, но обязательно проафриканерскими.
— Они хотели сделать вас членом «Лагербонда»?
— Они не предлагали, но у меня создалось такое впечатление.
— И вы согласились?
— Я сказал, что подумаю, что и сделал.
— Но почему? После всего, что вы сделали для его крушения?
Корнелиус вздохнул и перевел взгляд на гигантский памятник. Нельсон Мандела смеялся. То, что страна воздвигла памятник своему основателю в момент его радости и он был изображен не мрачным, не похожим на государственного деятеля, говорило само за себя.
— К тому времени у меня не было сомнений, что апартеид доживает последние дни. Меня пугало то, что придет ему на смену. Южная Африка была в разгаре насильственной революции. Города были объяты пламенем, люди убивали друг друга, моего брата взорвали повстанцы, мое имя было в расстрельном списке коммунистов. Меня раздирали противоречия. С одной стороны, я хотел бежать из страны, отправиться в Америку и начать все заново. А с другой — не хотел забывать о своих корнях. Африканерских корнях — триста лет семейной истории, поколения тяжело работавших, честных и достойных людей, на чью долю выпали ужасные лишения, преодолеть которые они смогли молитвой и силой духа. Я не задумывался об этом основную часть моей взрослой жизни, я женился на двух англоязычных женщинах, но я знал, что многое в образе жизни буров было хорошим, и не хотел, чтобы все исчезло в пламени революции.
— А Беатрис Пинар как-то на вас влияла?
Корнелиус бросил на Кальдера быстрый взгляд:
— Вы знаете о ней?
Кальдер не ответил.
— Да, влияла. Она чутко реагировала на происходящее и понимала, что нация африканеров стоит перед самым большим выбором. Ответ заключался не в сохранении прошлого — долгом нашего поколения было обеспечить достойное место бурам в будущем. — Корнелиус улыбнулся. — Она говорила как ученица Дэниела Хавенги. И ответ на ваш вопрос — да, она убедила меня в том, что у меня тоже есть долг.
— Понятно. И вашу покупку «Таймс» финансирует «Лагербонд»?
Корнелиус рассмеялся так, будто они с Нельсоном оценили шутку по достоинству.
— Что в моих словах было смешного? — поинтересовался Кальдер.
— Я ответил — нет. После смерти Марты я отказался. Именно тогда я окончательно решил покинуть страну как можно скорее. Я сказал Дэниелу и его друзьям, что их предложение меня не интересует, распродал свои газеты здесь и переехал в Штаты.
— Но вы же купили «Гералд»?
— Да. По какой-то причине, выяснить которую мне так и не удалось, лорд Скоттон отверг предложение Ивлина Гилла и принял мое. Мы купили «Гералд», сделали ее прибыльной, пережили спад начала 1990-х и вышли еще более окрепшими. «Зейл ньюс» никогда не оглядывался. И мы не взяли ни пенса у «Лагербонда».
— И вы думаете, что я вам поверю?
Взгляд Корнелиуса был серьезным.
— Да. Ради этого я сюда и приехал.
Корнелиус выглядел человеком, привыкшим, что ему никогда не перечат. Но еще он выглядел честным.
— Одну минуту. — Кальдер, достав мобильный телефон, набрал домашний номер Тарека. Была суббота, и трубку взяла маленькая дочь Тарека, говорившая с характерным акцентом ближних графств. Через мгновение у телефона был Тарек.
— Привет, это я, — сказал Кальдер. — Что-нибудь удалось узнать?
— Вообще-то да. Я разговаривал с нашим аналитиком в Нью-Йорке. Он отслеживает «Зейл ньюс» уже пятнадцать лет и отлично знает этот холдинг. Когда в середине 1980-х приобретались первые издания, «Блумфилд-Вайс» разработал схему параллельных займов, позволявшую избежать валютного контроля Южной Африки. Но с тех пор все покупки делались с помощью собственных средств, синдицированных займов или высокодоходных облигаций. Все отчеты открыты для общественности, и в них все сходится. Наш аналитик уверен в отсутствии стороннего южноафриканского финансирования.
Кальдер перевел взгляд на Корнелиуса.
— Спасибо, Тарек.
— Подожди, — не дал ему повесить трубку Тарек. — Еще мы поговорили о покупке «Таймс». По словам аналитика, гораздо интереснее, где берет деньги Ивлин Гилл. Нам известно о его связях со швейцарскими частными банками. Три года назад одна лондонская воскресная газета опубликовала статью, что финансирование в итоге осуществлялось исламскими источниками, но Гилл это опроверг, подал на газету иск и благополучно его выиграл. Аналитик считает, что наиболее вероятным источником средств является как раз Южная Африка.
— Вот как?
— Так получилось, что в школе я учился с одним парнем по имени Джефф Тидвелл, который работал финансовым директором «Беквит коммьюникейшнс» и ушел оттуда буквально пару лет назад. — Кальдер знал, что Тарек получил дорогое образование: сначала он учился в английской частной школе, а потом окончил университет в Америке. — Я позвонил ему вчера. Он сказал, что понятия не имеет, о чем я говорю, что Гилл всегда пользовался только своими деньгами и не брал у инвесторов ни пенса.
— Но так быть не может, верно?
— Вот именно. По сведениям моего аналитика, Гилл имел доступ к десяткам, если не сотням миллионов, которые поступали в «Беквит коммьюникейшнс» со стороны, а Гилл никогда не зарабатывал столько на торговле металлом. Думаю, что Джефф соврал, и это меня вовсе не удивляет — в школе я никогда ему не доверял.
— Это очень интересно. Еще раз спасибо, Тарек.
— Обращайся, когда понадобится, дружище.
Весь разговор Корнелиус не спускал с Кальдера взгляда.
— Ну? — спросил он.
— Я вам верю, — сказал Кальдер, убирая телефон, и пересказал Корнелиусу то, что узнал о Гилле.
— Ну конечно! — воскликнул Корнелиус. — Как же я был глуп! — Он забарабанил пальцами по столу, что-то лихорадочно обдумывая. — После моего отказа «Лагербонд» стал искать другую кандидатуру и нашел фанатика правого толка, который готов на все ради денег и власти. Все сходится! Я обратил внимание, что в его газетах при освещении событий в Южной Африке неизменно ругают АНК. Я думал, это носит личный мотив: он так разозлился на меня из-за неудачи с «Гералд», что решил отыграться на моей родине. Но это как-то не вязалось. А поддержка «Лагербонда» все расставляет по своим местам. К тому же у него теперь пара солидных изданий в Южной Африке.
Кальдер внимательно следил за Корнелиусом.
— А как насчет Марты?
— Я не убивал ее.
Кальдер отпил кофе, размышляя над ответом Корнелиуса.