— Я хочу вам помочь, — продолжал Корнелиус. — Теперь уже дело не только в Марте. Когда это было так, я старался оставить все в прошлом и забыть. Но сейчас это касается Тодда и вашей сестры, Ким и вас самого. — Корнелиус подался вперед и отодвинул в сторону солонку. — В последние восемнадцать лет я жил в отрицании. Я не хотел ворошить прошлое и вытаскивать на свет смерть Марты, не хотел, чтобы мои связи с «Лагербондом» преследовали меня всю жизнь, хотя они ни к чему и не привели. Поэтому когда мать Марты начала задавать вопросы о «Лагербонде» и просила обратиться в Комиссию по восстановлению правды и примирению, я отказался, как позднее отказался помочь Тодду. Я никогда не размышлял, имел ли «Лагербонд» отношение к убийству Марты, я сделал все возможное, чтобы стереть ее смерть из своей памяти. Полиция заявила, что ее убили повстанцы и что убийство было случайным: это вполне укладывалось в мое представление о положении дел в Южной Африке. Я зачеркнул эту страницу жизни и не хотел к ней возвращаться. Но только после вчерашнего разговора с Тоддом я понял, что от прошлого нельзя спрятаться. — Корнелиус смотрел Кальдеру прямо в глаза. — Я хочу помочь.
— Ладно. — Кальдер сделал глубокий вдох. — Есть несколько вещей, которые вы должны знать, если они до сих пор вам неизвестны. Однако предупреждаю: это будет тяжело и неприятно.
— Говорите, — сказал Корнелиус.
— Вы знали, что Беатрис Пинар была шпионкой?
— Так утверждал Джордж Филд, но это чистая паранойя, — ответил Корнелиус. — Он не мог этого доказать.
— Теперь может, — возразил Кальдер. — Это подтвердилось во время слушаний Комиссии по восстановлению правды и примирению. Она служила в тайной полиции в звании лейтенанта.
— Нет! — воскликнул Корнелиус. — Мне никто об этом не говорил!
— А вы спрашивали?
— Нет, — признал Корнелиус.
— Что с ней случилось?
— Я не знаю. После смерти Марты… все изменилось. Она ушла из «Зейл ньюс».
— А вторая вещь… — Кальдер замялся. Он не был уверен, что Корнелиус заслуживал такой горькой правды.
— Ну? — настоятельно спросил тот.
Кальдер решился. Как сказал Корнелиус, это уже выходило за рамки его чувств. Кальдер должен был докопаться до истины.
— Вы знали, что у вашей жены был любовник?
— Нет! — Корнелиус был по-настоящему шокирован. — Господи Боже! — Он охватил голову руками. — А я переживал, что она думает обо мне и Беатрис. Он появился в самом конце, так ведь? Незадолго до смерти?
— Да.
— Кто он? Джордж Филд? Или Хавенга? Он всегда был похотливым ублюдком, но я не могу представить его и Марту вместе. Я никого не могу представить вместе с Мартой!
— Бентон Дэвис.
— Что?! — Кальдер замолчал, давая время Корнелиусу осознать услышанное. Плечи Корнелиуса обмякли. — Наверное, это все из-за Беатрис.
— Думаю, что она что-то подозревала.
— Самое смешное, что мы с Беатрис никогда не спали, — произнес Корнелиус. — Да, не стану отрицать — она мне очень нравилась и действительно имела тогда на меня большое влияние — я был полностью дезориентирован. Но я никогда не спал с ней. Я никогда не был неверен Марте, и какая-то часть меня хотела это сохранить, даже когда отношения разладились. Черт! — Он с грохотом стукнул кулаком по столу, и чашки на нем, подпрыгнув, жалобно звякнули. — Черт!
— Вот почему Марта отправилась в Купугани — встретиться с Бентоном. Он провел пару дней в Йоханнесбурге и потом поехал к ней. Власти это скрыли. Поэтому Марта и упомянула Бентона в письме своей матери, которое прочитал Тодд. И поэтому же Бентон солгал мне.
— Бентон Дэвис, двуличный мерзкий ублюдок! Все эти годы, что мы работали вместе, он был так подобострастен, и все это время он знал, что трахал мою жену! — Корнелиус покачал головой. — Думаю, что я сам виноват. — Гнев слегка утих. — Ладно. Тогда кто же убил ее? Вам удалось так много узнать о моей семье, но на этот вопрос есть ответ?
— Нет, — отозвался Кальдер. — Это запросто мог быть «Лагербонд». Судя по неприятному инциденту, который произошел у меня с Андрисом Виссером, они вполне способны на насилие. А может, это была полиция. Или…
— Ну?
— Это всего лишь подозрение.
— Эдвин?
Кальдер пожал плечами:
— Возможно. Я не знаю. Но мне известно, что он пытался шантажом заставить человека повлиять на то, чтобы я перестал задавать неудобные вопросы.
— Шантажом? Кого? Вас?
— Не меня. Но я не хочу называть ни его, ни в чем заключался шантаж. Но если Эдвин не угомонится, вы скоро это узнаете.
— Не надо ничего говорить. — Корнелиус нахмурился и помрачнел. — Меня это не удивляет. Я всегда подозревал, что он прибег к шантажу, чтобы заставить лорда Скоттона продать газету нам, а не Гиллу. Других объяснений просто нет. — Он покачал головой. — За эти годы я слишком доверился Эдвину.
— Одно не вызывает сомнений — Бентон знает обо всем этом гораздо больше, чем рассказал мне.
— Вы абсолютно правы! Проклятый ублюдок! — Корнелиус снова нервно побарабанил пальцами по столу. — Давайте выясним, что ему известно! — Он достал свой мобильник и набрал несколько цифр. — Бентон? Извини за беспокойство в выходные… Да, я в Йоханнесбурге. Послушай, мне очень надо, чтобы ты прилетел сюда как можно скорее… Я не могу говорить по телефону, это слишком важно… Нет, только ты… Я остановился в отеле «Интерконтиненталь» в Сэндтоне… Хорошо, увидимся утром за завтраком.
Корнелиус убрал телефон и ухмыльнулся:
— Что мне нравится в инвестиционных банкирах, так это то, что они являются по первому зову.
— Так это просто замечательно! По-другому и не скажешь. — Йоркширский акцент разносился эхом по комнате за полмира от Англии. — Вы не пожалеете об этом решении. — Послышалось громкое довольное хмыканье. — Я знаю пару людей, которые лопнут от злости, узнав, что «Таймс» отойдет парню из Шеффилда. Который сам себя сделал!
— Не сомневаюсь, что так и будет, Ивлин, — отозвался Виссер, наклоняясь к микрофону громкой связи. — Он решил не напоминать, что деньги на свои издания Гилл получил от «Лагербонда». Виссер был в офисе Дэрка дю Туа в штаб-квартире «Юнайтед фармерс бэнк» возле Черч-сквер в Претории. В субботу в банке работало очень мало сотрудников, и у дю Туа было время заняться делами «Лагербонда».
Дю Туа улыбался. Они только что сообщили Ивлину Гиллу о согласии «Лагербонда» увеличить цену до девятисот двадцати миллионов. Это было очень много, но дело того стоило. И как не уставал повторять Гилл, они получили немалую прибыль от всех своих предыдущих вложений в его издания.
— Позвони Хансу в Цюрих — все должно быть готово, — сказал он.
— И пусть «Таймс» сразу займется кампанией по борьбе со СПИДом, — добавил Виссер. — Нас очень беспокоит наш президент. Если ничего не изменится, Южная Африка превратится в однопартийную страну, защищающую интересы одних черных.
— Правительство черномазых ради черномазых. — Смех Гилла прокатился по комнате.
Виссер поймал взгляд дю Туа и поморщился. Теперь он понимал, что Гилл просто разыгрывал йоркширскую туповатость. На самом деле он очень искусно манипулировал своими кадрами, действуя жестко с одними и очень деликатно с другими.
— Не волнуйтесь, — заверил Гилл. — Полмира знает, что ваш президент несет всякую околесицу, потому что не видит никакой связи между СПИДом и ВИЧ. Когда у нас в руках будет «Таймс», мы просветим вторую половину.
— Я знаю, что мы можем на тебя рассчитывать, Ивлин.
— Еще как можете! Кстати, мне звонил один парень, который раньше был у меня финансовым директором. Джефф Тидвелл, если помните. Мне пришлось от него избавиться, уж больно был ленивым. Но он сообщил мне, что некто из «Блумфилд-Вайс» звонил ему и интересовался источником нашего финансирования.
Виссер настороженно выпрямился.
— И что он сказал?
Гилл хмыкнул:
— Не волнуйтесь. Джефф, конечно, тормоз, но не настолько. Он знает, когда держать язык за зубами. Он заверил этого подлеца, что денежки мои собственные. А теперь мне пора звонить в Цюрих.