Дю Туа нагнулся и выключил громкую связь.
— Мне это не нравится, а тебе?
— Мне тоже, — ответил Виссер и закрыл глаза. Стоит ван Зейлам заподозрить связь между «Лагербондом» и Гиллом, как все рухнет. Сделка с «Таймс» провалится. Операция «Дроммедарис» рано или поздно всплывет на поверхность, а затем выйдут и на «Лагербонд». И все это при его председательстве.
Теперь он жалел, что не пристрелил Кальдера, когда имел такую возможность. В свое время он не раз отдавал приказы об убийстве, однако сам никогда не убивал. Хотя он заверил Кальдера, что может его убить совершенно безнаказанно, но местная полиция обязательно бы занялась расследованием, и уладить все было бы очень непросто. Он не сомневался, что напугал Алекса до смерти, напугал так, что заставил покинуть страну, но тот по-прежнему продолжал доставлять неприятности.
Фредди Стенкамп был прав с самого начала.
Он взглянул на дю Туа.
— Ты не против? — спросил он, снимая трубку телефона. Он позвонил Фредди и объяснил, что происходит.
— Мы должны действовать, — заявил бывший руководитель военной разведки.
Виссер вздохнул:
— Ты прав. Мы знаем, что Алекс Кальдер вернулся в Лондон. Пошли Молмана с ним разобраться.
— И с Корнелиусом ван Зейлом?
— Да, — подтвердил Виссер.
— А как быть с женщиной?
Виссер посмотрел на дю Туа, слышавшего только его.
— Это необходимо?
— Мы знаем, сколько неприятностей она может доставить. С ней надо было разобраться еще много лет назад. Я всегда это говорил.
— Я знаю, Фредди. Я согласен.
— Я скажу Фредди, что сначала надо заняться женщиной. А потом он вылетит в Лондон и закончит работу.
— Хорошо. Только на этот раз никаких осечек.
— Моей вины в них нет, — ответил Фредди Стенкамп.
Виссер повесил трубку. Дю Туа не спускал с него глаз.
Виссер согнулся в приступе жестокого кашля, который едва сдерживал, пока разговаривал со Стенкампом.
— Это не простуда, так ведь? — спросил дю Туа.
Виссер покачал головой:
— Рак легких.
Дю Туа скривился:
— Мне очень жаль.
— По крайней мере я доживу до момента, когда «Таймс» окажется в руках «Лагербонда», — проговорил Виссер.
Теперь он знал, что умирает, и хотел, чтобы дю Туа это тоже знал.
— Ты много сделал для «Лагербонда», Андрис.
Виссера тронула печаль дю Туа. Несмотря на гладко зачесанные назад рыжие волосы и шикарный кабинет, он по-прежнему производил впечатление молодого, энергичного и не испорченного жизнью человека. Крупный, сильный, с открытым, честным лицом — такие посещают церковь каждое воскресенье, читают на ночь детям сказки и всегда готовы помочь соседям. Именно такие люди и создали нацию буров. Именно таким человеком Виссер всегда мечтал стать.
— Я не знаю, кто возглавит организацию после моей смерти. Я хотел бы, чтобы им оказался кто-нибудь из молодых. Даже если моим преемником станет Фредди Стенкамп, я был бы счастлив, если ты будешь по-прежнему играть ключевую роль в «Лагербонде».
Дю Туа кивнул с серьезным видом:
— Для меня это была бы большая честь.
— Тебе надо кое-что знать, — продолжал Виссер. — То, чем до сих пор занимались только я, Дэниел Хавенга и Фредди.
— Да?
— Ты помнишь убийство Марты ван Зейл в 1988 году? — спросил Виссер.
— Да. Но мы не имели к нему отношения, верно?
Виссер попытался улыбнуться, но снова закашлялся.
— Не имели. Ты знаешь, я всегда был противником насилия и прибегал к нему только в самом крайнем случае. Но тебе также известно, что иногда Фредди Стенкамп оказывается прав и другого пути просто нет.
— Наверное, — допустил дю Туа. — Хотя неужели было так необходимо убивать брата Корнелиуса ван Зейла?
— Судя по сообщениям Импалы, эта смерть оказала на психику Корнелиуса огромное влияние. Как и его имя в сфабрикованном нами расстрельном списке Компартии Южной Африки. Импала не сомневалась, что он бы согласился на участие в операции «Дроммедарис», если бы не смерть его жены.
— Не исключено.
Виссер видел, как неохотно дю Туа поддерживает разговор, который ему явно не нравился. Но если он хотел войти в святая святых власти «Лагербонда», то должен был знать все.
— Так вот почти через двадцать лет после смерти Марты ее сын развил бурную деятельность, пытаясь выяснить, что произошло на самом деле. Я напугал одного из людей, занимающихся расследованием, и заставил его вернуться в Лондон. Но если мы хотим сохранить контроль над ситуацией, нам снова придется прибегнуть к насилию. Другого пути просто нет. Этим займется Кобус Молман.
— И кто является целью?
— Корнелиус ван Зейл, Алекс Кальдер и… — Виссер снова закашлялся. Он знал, что окончание фразы не понравится дю Туа, поэтому следовало проинформировать его заранее. — И Зан ван Зейл.
26
Бентону никак не удавалось заснуть, что для человека его роста было неудивительно, даже в салоне первого класса. Он не испытывал никаких угрызений совести, что выставит Корнелиусу счет за полет первым классом, хотя обычно командировки «Блумфилд-Вайс» предусматривали только бизнес-класс. Но необходимость снова ступить на землю Южной Африки тревожила его.
Он не был здесь очень давно, с того самого дня, когда на его глазах жестоко расправились с Мартой ван Зейл и он сам чудом избежал смерти. Воспоминания об этом до сих пор мучили его в ночных кошмарах. С годами они немного притупились и превратились в один и тот же сон, где, как при замедленной съемке, обнаженная Марта протягивала к нему руки, а он поднимал пистолет и выпускал в нее всю обойму. А последними ее словами перед смертью были: «Не покидай меня, Бентон». И сейчас он не хотел спать. Не хотел снова видеть этот сон.
Полицейская тюрьма была отдельным кошмаром. Хотя не вызывало сомнений, что его самого едва не застрелили, полицейские арестовали его и посадили в одиночную камеру, а примерно через час поинтересовались, не он ли убил Марту. Они почему-то обрадовались, когда он ответил, что нет, и с видимым удовольствием стали уговаривать признаться. Его раздели донага и начали избивать гибким шлангом. Боль была невыносимой, и он вскоре потерял сознание. Когда он очнулся, его заковали в наручники и подвесили на балку под потолком. Под тяжестью тела мышцы, нывшие после побоев, стали источником новой нестерпимой боли. Он чувствовал, что левая рука сломана, но он по-прежнему отказывался брать на себя вину и продолжал проклинать своих мучителей и требовать встречи с представителем американского посольства. Ему удалось выстоять благодаря захлестнувшей его злости. Злости на то, что с ним обращались как с животным только из-за цвета его кожи и что ничего не делалось, чтобы найти настоящих убийц Марты.
Затем его снова оставили на пару часов в одиночестве, и к физической боли присоединились мучительные и такие свежие воспоминания о том, как умирала Марта. Потом в камере появился новый человек — по виду и выражению глаз очень жестокий, намного безжалостнее остальных. Доведенный до отчаяния, Бентон уже был готов признаться в чем угодно. А человек улыбнулся, велел опустить его с балки и вернуть ему одежду. Бетон оделся, и его усадили напротив этого человека за стол.
— Ваше имя — Бентон Дэвис? — спросил тот, листая синий паспорт гражданина США. Бентон обратил внимание, что его бумажник и другие личные вещи были в прозрачном пластиковом пакете.
Бентон кивнул.
— И вы инвестиционный банкир?
Бентон снова кивнул.
— Как это может быть? — удивился человек, подняв голову и тонко улыбнувшись. — Я не знал, что обезьяны умеют считать.
Бентон сидел не двигаясь. Он был готов сносить любые оскорбления, лишь бы его снова не начали бить резиновым шлангом.
— Вы можете идти, — сказал человек, пододвигая к нему пластиковый пакет и паспорт. — Мы знаем, что вы не виновны в смерти Марты ван Зейл. Мы приносим свои извинения за предоставленные неудобства.