— О’кей, — заключил Хопкинс, когда президент, закончив чтение выводов, принялся вправлять очередную сигарету в длинный тонкий мундштук. Он курил их одну за другой.
— Завтра же пригласите к себе руководителя русской миссии снабжения и попросите его представить список того, что им нужно, — сказал президент. — Завтра на пресс-конференции я объявлю о решении увеличить поставки. После этого вы снабдите журналистов несколько более распространенными данными. В пределах военной безопасности, разумеется. После пресс-конференции ко мне, несомненно, примчится заместитель морского министра Джим Форрестол. Протестовать против моего решения. Ну а я поручу ему улучшить морское прикрытие конвоев, идущих с нашими грузами в Мурманск.
И президент протянул руку Хопкинсу.
Пресс-конференции президента происходили, как правило, в его овальном кабинете. Сюда набивалось несколько десятков взвинченных ожиданием новостей журналистов. Когда основные новости бывали уже оглашены, старший по стажу аккредитации при Белом доме корреспондент обычно говорил: «Благодарим вас, мистер президент». Распахивались двери кабинета, и корреспонденты, толкаясь, наступая друг другу на пятки, бросались к телефонам. Через несколько минут телефоны и телетайпы разносили новости по газетам и радиостанциям страны. Прав был президент. Ровно через полчаса после того, как закончилась пресс-конференция, позвонил Форрестол. Гнусоватым голосом он просил президента принять его, если можно, сегодня.
— Вот вы-то мне как раз и нужны, Джим, — веселым голосом ответил президент. — Приезжайте сейчас же.
Через несколько минут в кабинет вошел невысокий подтянутый человек с короткой полуспортивной прической и носом, сплюснутым некогда ударом кулака в боксерской перчатке.
— Мистер президент, — начал Форрестол нервно, кося глазами в сторону. — Мы делаем колоссальную, может быть, трагическую ошибку. Все, что мы отправим теперь в Россию, пропадет, окажется в руках у немцев. Погибнут молодые американцы, охраняя морские караваны, направляющиеся в Мурманск. Погибнут моряки на судах, которые попадут под удар германских субмарин…
— Мы помогаем вести войну против агрессии, которая завтра может обрушиться и на нас, Джим, — мягко сказал президент, внимательно всматриваясь в бегающие, как у кролика, глаза Форрестола.
— Конечно, разумеется, — зачастил Форрестол. — Если бы у русских был хоть какой-нибудь реальный шанс продлить свое сопротивление — я не говорю уже о победе русских, она невозможна, исключена. Мы не можем губить людей, технику, ценности…
— На войне нельзя без риска, — медленно заметил президент. — Конечно, никто не даст вам стопроцентной гарантии, что русские обязательно победят. Но они дерутся, наносят удары, чертовски энергично организуют отпор врагу. У них и мысли нет о капитуляции. Черт возьми! Они будут воевать, даже если для победы понадобится целый десяток лет!
— Это самообман, мистер президент, — вскричал Форрестол, вскакивая с кресла. — Это трагический самообман. Даже если русские и победят, в наших интересах позволить немцам обескровить их посильнее. Помните, что говорил сенатор Трумэн? «Пусть они уничтожают побольше друг друга».
— Это очень жестоко, то, о чем вы говорите, Джим, — мягко, почти ласково произнес президент. — Там гибнут дети, женщины. Я знаю, что вы банкир и вам несвойственны сентименты. Но то, что вы предлагаете, не только бездушно, но и нерасчетливо, банкирски неразумно. Я уже не говорю о том, что в свое время Россия — царская Россия — помогала молодой Америке отстаивать свою независимость. Но представьте себе, что вы, с вашим хваленым реализмом, умением «трезво» оценивать обстановку, ошибаетесь?
Представьте себе, что Россия разбивает Гитлера, как расколошматила она в свое время Наполеона. В одиночку освобождает она всю Европу от Гитлера, уничтожает гитлеризм. Красный флаг «пролетарской революции» взвивается над всей Европой…
Где тогда окажемся мы с вашим хваленым «реализмом»? Вдали от европейских берегов, в «блестящей изоляции» от Европы. А триста миллионов жителей Западной и Восточной Европы будут в стане социализма? Вот тогда уже Европу нам не освободить. В каждой стране за дело возьмутся не ненавистные оккупанты, как сейчас немцы, а местные коммунисты. Их поддержит народ, возмущенный предательством своих буржуазных правительств, их полной неспособностью — или нежеланием — предотвратить катастрофу 1939, 1940, 1941 годов. Это будет надолго, быть может, навсегда. И все потому, что Джиму Форрестолу удалось уговорить президента помочь немцам убить еще пару миллионов русских.