…Границу проезжали на рассвете. В холодноватом осеннем воздухе красновато поблескивал под первыми солнечными лучами начищенный штык пограничника на высокой сторожевой башне в Бресте. Радостно, взволнованно махали ему из вагонных окон люди, возвращающиеся на Родину, стосковавшиеся по ее росистым лугам. Преисполненный важности своего долга, улыбался пограничник сдержанно, солидно, понимающе наблюдая это движение искренних хороших чувств. И только одна пара глаз, расширенных, темных, не улыбалась. Тяжелым кирпичом ударил Плахина в грудь мутный клубящийся страх — холодное сверкание солдатского штыка напоминало ему о возмездии. Отвернулся предатель от окна, вошел в купе — беременная, усталая, беззвучно дышала в последнем утреннем сне жена. Звякая горлышком бутылки о стакан, налил водки, роняя крупные капли на расписную немецкую пижаму, жадно выпил. Налил еще. Влез на верхнюю полку, чувствуя, как охватывает сознание водочный жар, лежал, проклиная день и час, когда, движимый грязным, похотливым любопытством, бродил по Западному Берлину. Не заснул, нет — потерял сознание. Летел в черную воющую мглу. Оранжевыми вспышками взрывались в ней огненные шары. Свистящими вихрями мчались раскаленные кометы.
Отгулял Плахин, что было положено в отпуске, удобно расположился в квартире покойного тестя, выписал из Новочеркасска мать. И тут дошел до него тревожный слух: похоже — увольняют его в запас, в счет миллиона с лишним, на которые сокращаются вооруженные силы. Похолодел Плахин — вдруг чего заподозрили? Затащил в «Арагви» знакомого кадровика. После великолепного сациви из индейки, обильно сдобренного коньяком, тот проговорился — есть на Плахина бумага из Берлина. В общем, отрицательная аттестация. А таких увольняют в запас в первую очередь.
«Клавкина работа, — решил Плахин. — Накапала, дура… — с ненавистью думал он. — Теперь расхлебывай…»
Вечером, услав дочь с бабкой гулять, устроил Плахин жене безобразный скандал. Разбил несколько дешевых тарелок. Изругал самым диким образом. Но не тронул: знал — хуже будет.
Рыдала Клавдия в голос. На следующий день созвонилась с одним из друзей отца, поехала к его милой, отзывчивой жене, просила помочь.
А Плахин тем временем нажимал на все педали. Возил в рестораны то одного, то другого из бывших сослуживцев. Вспоминал фронтовые дни и дела, горько жаловался на завистников, уговаривал посодействовать.
Посодействовали. В запас не уволили, послали на работу в Свердловск. Просидел там год. Выпивал с теми, кто званием постарше. Клавдия наезжала с новорожденной дочерью, привозила из Москвы дорогие подарки для начальства. Словом, показал себя рубахой-парнем. И когда пришел из Москвы запрос о нем — ответ был самым положительным. Скоро уехал майор в столицу, оставив в большом уральском городе заплаканную студентку.
«Американцы в Париже»
Павильон гудел голосами. Сквозь мерное звучание дикторского текста у демонстрационных стендов прорывались удивленные, восторженные восклицания: «Трэ зэнтересан!», «Регарде ву!», «Манифик!», «Колоссаль!»
Плахин хмуро стоял у красивой, величественной композиции, отражающей завоевание космоса советскими людьми. Подошел взволнованный пожилой парижанин.
— Этто удивительно хорошо, — медленно проговорил он, глядя в бегающие глаза Плахина. — Я рад, что пришел сюда, мсье… — И парижанин медленно двинулся дальше.
Сухонькая белесая старушка в черном платке остановилась перед громадным панно, показывающим первых космонавтов Земли.
— Миленький! — на чистейшем русском языке слабым голосом тянула она, слегка задыхаясь то ли от жары, то ли от наплыва чувств. — Каких богатырей вскормила земля русская! Полвека живу здесь, а все домой тянет, в Россию. Видно, умереть мне здесь. А сердце мое там, на родной земле.
Старушка обессиленно всхлипнула. Плахин отвернулся. И тут же увидел Тилла — медленно переходил тот от стенда к стенду. Англичанин поймал взгляд Плахина, дождался, когда от него отошла старушка, не торопясь, побрел к выходу. У киоска с прохладительными напитками ткнулся в хвост очереди. Улучив момент, тихо сказал Плахину, вставшему позади:
— Сегодня в семь вечера, в саду Тюильри у бассейна. Придете?
— Приду, — выдохнул Плахин.
Тут же отправился в город.
На явку опоздал. К бассейну с крупными, словно карпы, золотыми рыбками он подошел, когда Тилл уже полчаса фланировал по боковой аллейке.
— В посольстве задержали, — извиняющимся тоном объяснил он, подойдя к англичанину. — Еле вырвался. И такси, как назло, не попадалось. От Рю де Гренель пришлось идти пешком.