Чувствуя, как пульсирует на лбу напряженная жилка, Борисов поднял трубку телефона. Майор Кривонос!
— Заходите, Владимир Васильевич, — сказал полковник. — Вы мне как раз и нужны.
Через несколько минут коллеги неторопливо обсуждали материалы последних дней. Они настолько сработались, что без лишних объяснений понимали друг друга, зачастую с полуслова, с одного намека.
Нередко им в голову одновременно приходила одна и та же мысль, одно и то же открытие.
Углубленную беседу прервало появление капитана Стебленко.
— Приставку к транзисторному приемнику получил Плахин, — возбужденно заговорил он, затворяя за собой дверь.
— Уж и Плахин. Это что, гениальная догадка? Интуиция? — спросил полковник, еле скрывая напряжение.
— Нет, товарищ полковник, — радостно отчеканил Стебленко. — Есть документы…
— Какие?
— Во-первых, фотография Плахина со спины в том самом костюме, в котором он был, когда получал приставку от Корбелли у комиссионного радиомагазина на Смоленской. Во-вторых, только что получена запись интересного разговора одного из наших добрых друзей с матерью подозреваемого. Вот эта запись, — протянул он полковнику несколько исписанных страничек.
Полковник уже рассматривал фотографии, увеличенные до таких размеров, что они еле помещались в стандартной канцелярской папке (сколько их уже накопилось в деле шпиона!).
— Костюм, видимо, побывал в чистке: исчезло легкое пятно на левой лопатке. Материал тот же — американский из дорогих — дакрон с козьей шерстью. Сшит, видимо, в магазине братьев Брукс на Мэдисон авеню Нью-Йорка. Сделано по мерке, доставлено с оказией или диппочтой. Пуговица на рукаве пришита не крестиком, как это делают в Европе, а параллельными стежками. Похоже, очень похоже, капитан. Поздравляю.
— Редко он носит этот костюм, сукин сын, — удовлетворенно пробормотал капитан. — А что вы скажете по этому поводу, товарищ полковник? — сказал он, видя, что Борисов углубился в чтение бумаги, принесенной Стебленко.
Это была запись разговора, которые часто ведут между собой пожилые люди, сидя в московских скверах или палисадниках, пока их внучата мирно возятся в песочке.
— Гражданка Плахина рассказывала мне, какой интересный транзисторный приемник привез из-за границы ее сын. Однажды она сама видела, как он подключал к приемнику какую-то коробочку. В окошечке у коробочки появились цифры, а сын их быстро записывал. Он ей объяснил, что это у них такая учеба — наша радиостанция передает для любителей, а те потом отсылают выполненные задания ДОСААФу.
— Да, «совпадений» накопилось больше чем достаточно. У нас таких приставок для транзисторных приемников не продают, Владимир Васильевич? — обратился полковник к майору Кривоносу, рассматривавшему снимки, принесенные Стебленко.
— Нет, Николай Михайлович. Не продают.
— Ну что ж, товарищи, круг, как видите, смыкается. Надо вести дело к завершению. Нельзя больше позволять преступнику оставаться на свободе. Надо быстрее заканчивать изучение его американских связей. Кроме того, тут есть еще одно обстоятельство…
И полковник принялся излагать своим помощникам особое обстоятельство, требовавшее быстрого завершения работ.
Последние метры
Неотвратимо замыкался стальной круг. Обратный отсчет продолжался со всей неумолимостью.
Вернувшись из Парижа, Плахин на первом же приеме в посольстве встретился с Корбелли. Сошелся устный пароль-диалог: «Как вам понравилось в Москве?» — «О, очень понравилось». — «У вас есть здесь друзья?» — «Пока еще нет. Но я оставил двух хороших приятелей в Париже». — «Кто-нибудь из наших общих знакомых?» — «Да, конечно. Из виллы на авеню маршала Фоша. Оба они шлют вам большой-большой привет и желают доброго здоровья». Сошелся и условный признак — прищепка для галстука у Корбелли с дешевыми красными камешками-гвоздями на медной подковке.
Болтали о пустяках, тревожно кося глазами по сторонам. Затем условились о месте и времени встречи для передачи шпиону приставки к транзистору.
Мортон О’Хара Корбелли был выходцем из итало-ирландской семьи. Предки отца приехали в свое время в Америку из Генуи, гонимые бичом безработицы. Предки матери покинули полтора столетия назад Белфаст, проклиная англичан. Ни те, ни другие не смогли за эти полтора века составить себе хотя бы небольшое состояние. Но и те, и другие были набожны до чрезвычайности.