Ее поддержал дружный хор голосов.
— А если он не понимает, что совершил преступление? Может быть, удастся объявить его безумным?
— Мы думали об этом, пока вы к нам летели, — сказал Роман Китобой, ее официальный помощник здесь, на Катаркусе.
Несмотря на свирепо звучащее имя, он был безобидным толстяком с круглым лицом, на котором нечасто появлялось выражение отвращения. Однако чудовище вызывало у него такие сильные чувства, что он не умел с ними справиться. Понимая, что Корт на него смотрит и оценивает его реакцию, он попытался говорить спокойно.
— Мы даже предложили ему лечение, если он согласится сотрудничать и не станет нам мешать, когда мы заявим, что он психически нездоров. Он категорически отказался. И сообщил, что прекрасно осознавал значение своих поступков и с радостью повторил бы все сначала, будь у него такая возможность.
— Значит, этот наглый ублюдок в полном порядке, — проговорила Корт.
— Конечно. Он знает: ему ничего не грозит. Если честно, Советница, мне кажется, что ситуация, в которой он оказался, доставляет ему определенное удовольствие.
Корт, подозревавшая то же самое, снова вцепилась в свой палец.
— Вы думаете, дело именно в этом? Он хотел поставить нас в дурацкое положение перед инопланетными делегациями?
— Мне такая мысль приходила в голову… Но вряд ли. Мерзавец просто получает удовольствие, наблюдая за тем, как мы бегаем и суетимся, пытаясь разгрести кучу дерьма, которую он тут наложил.
— Любитель дешевых сенсаций?
— И настоящий, патологический садист, — добавил Китобой. — Ужасное сочетание, Советница.
— В особенности для дипломата, — проговорила Корт.
— И уж конечно, — вставил один из послов, — не во время первого контакта.
Посол Лоури возмущенно пробормотал:
— Ублюдок!
Корт считала, что если он не в состоянии предложить ничего конструктивного, лучше бы помолчал. И адресовала очередной вопрос Китобою, который по крайней мере производил впечатление разумного человека.
— А как насчет инопланетных делегаций? Что они говорят о случившемся?
— Неофициально? Они считают, что он абсолютно здоров. Но ему удастся избежать наказания за убийство. Они отлично понимают: местные жители ни судить, ни свидетельствовать против него не смогут. А мы в их глазах — чуть ли не соучастники, которые стремятся прикрыть очередное зверство, совершенное человеком.
Корт поморщилась. История отношений человечества с инопланетными цивилизациями частенько сводилась к необходимости загладить вину и забыть о прошлых преступлениях.
Преступления — вроде того, которое совершил их подопечный — давали сильные козыри в руки тех, кто говорил, что хомо сапсам не место в цивилизованном космосе.
— Они, по крайней мере, дадут мне возможность работать?
— Сделают вид, — сказал Китобой. — Но не пройдет и суток, как они примутся за вас всерьез. А потом начнут твердить, что вы ничем не отличаетесь от чудовища, которое сидит у нас в тюрьме.
Корт вспомнила ночь, наполненную боевым кличем, и подумала: «А я и есть чудовище».
Но это не помешает ей выполнить ее работу.
Глава 2
Катаркус не представлял собой ничего особенного: скалистая планета, где преобладают пустыни, но кое-где попадаются внутренние моря и джунгли, окружающие экватор ярко-зеленым поясом. Андреа Корт решила, что видела достаточно для удовлетворения собственного любопытства.
Обзорная экскурсия, на которой настоял Китобой, прежде чем доставить ее на конференцию, никоим образом не изменила к лучшему ее отношение к планете. Как и запах, витающий в воздухе — не горький, но и не напоенный сладостными ароматами, однако сразу узнаваемый, поскольку у всякой новой биосферы имелся свой особый воздух.
Люди, любившие путешествовать, говорили, что именно сочетание ароматов является для каждой планеты отличительным знаком чем-то вроде личной подписи. Корт давно обнаружила: у нее от этих диковинных запахов болит голова.
Но тут она ничего не могла поделать. Она ненавидела другие миры. Корт провела большую часть своей жизни в передвижном мире, а когда стала юристом, постоянно занималась сложными проблемами и катастрофами, которые почти неминуемо происходили, если людям позволяли вступить в контакт с системами, развивавшимися естественным путем, и потому предпочитала искусственную среду обитания, которую по крайней мере можно наделить здравым смыслом. Живые миры вызывали отвращение, а этот к тому же казался гораздо более мерзким, чем другие. Но это опять-таки никак не скажется на ее работе.