И это остается неизменным. Наследие гаусманизации наиболее известно в виде характерного великолепия города, в то время как ее значительное влияние за пределами городской черты обычно неизвестно или игнорируется.Границы современного Парижа были определены еще до появления Хауссманна в виде стены Тьерса, кольца укреплений, построенных для защиты города от захватчиков,после того, как в 1814 году он всего за сутки уступил прусским войскам. Однако стена оказалась недостаточной, когда прусская армия вновь осадила город в 1870-1871 годах, и с 1880-х годов начались планы по ее демонтажу, которые впоследствии были ускорены тем, что она фактически создавала проблемы для французских военных усилий во время Первой мировой войны. В настоящее время сохранилось лишь несколько бастионов. Однако граница, отделявшая Париж от остального мира, никогда не исчезала и обрела новую физическую форму в 1973 году, когда было завершено строительство кольцевой автострады под названием бульвар Периферик, которая проходит вдоль старой стены; ее перекрестки называютсяportes, в честь ворот, которые когда-то здесь стояли. Сегодня пересечение "Перифа" часто сравнивают с пересечением государственной границы, как будто для этого требуется паспорт и виза, хотя на самом деле эта дорога просто отделяет Париж от его пригородов - баньо.
Наиболее значительная эволюция баньё произошла после Второй мировой войны. Франция столкнулась с жилищным кризисом, вызванным разрушениями военного времени и ростом населения, чему способствовала иммиграция из таких стран, как Алжир, а также бэби-бум. На городской периферии были построены лачуги, называемые бидонвилями: плохие условия жизни их обитателей потрясли нацию. Требовалось решение. В качестве образца власти использовали тупой модернизм фашистского и антисемитского швейцарско-французского архитектора Ле Корбюзье. В 1920-х годах Ле Корбюзье предложил сровнять с землей район Марэ в центре Парижа, чтобы можно было разработать его мегаломанский "План Вуазен", состоящий из восемнадцати одинаковых крестообразных башен на прямоугольной сетке. Насколько иначе выглядел бы Париж сегодня, если бы город не отверг этот план. Тем не менее, вместо того, чтобы быть построенным в городе, его общее видение монолитных башенных блоков, окруженных зелеными насаждениями, дополнительно воплощенное в его планах Ville contemporaine ("Современный город") и Ville radieuse ("Лучезарный город"), в конечном итоге будет рассматриваться как дешевая, но превосходная альтернатива бидонвилям в пригородах.
Эти общественные жилые комплексы, называемые cités, были построеныс энтузиазмом, не в последнюю очередь в промышленно ориентированномдепартаменте Сена-Сен-Дени к северо-востоку от Парижа, более известном по административному номеру le quatre-vingt treize (93). Но, как и в других случаях, эти модернистские поместья оказались почти повсеместно непопулярными, поскольку, как правило, были плохо построены, а их строгость резко контрастировала с буйством архитектуры центрального Парижа эпохи бель-эпок и модерна. Еще одним поводом для беспокойства стало то, что концепция Ле Корбюзье предусматривала разделение функций: жильцы должны были добираться на автобусе от своей квартиры до места работы или магазина, а не получать услуги в непосредственной близости от дома. Еще более нелогично то, что эти районы редко были связаны с крупными автомобильными или железными дорогами, в результате чего их жители оказывались в ловушке и были оторваны от возможностей трудоустройства и отдыха в Париже. Со временем более состоятельные жители переехали в более привлекательные частные районы, где им уже не приходилось чувствовать себя скованными подобными тоталитарными идеями, оставив приходящие в упадок общественные районы тем, у кого не было выбора. Различные правительственные интервенции, особенно с конца 1990-х годов, привели к сносу сите, заменив их более широким спектром типов жилья, направленным на привлечение людей среднего класса, которые могли бы поддержать местную экономику и увеличить социальное разнообразие этих мест. Однако скудные (в лучшем случае) государственные инвестиции в местную инфраструктуру, такую как транспорт и образование, ограничивают привлекательность этих кварталов для новых жителей, в то время как существующие жители продолжают ограничивать доступ к возможностям трудоустройства. Нет никаких гарантий, что эти группы смогут ужиться друг с другом: в действительности многие из первых держатся в основном сами по себе, а вторые часто возмущаются тем, что под снос попадают не те здания, которые находятся в наиболее запущенном состоянии, а те, в которых живут самые бедные жители. Если не учитывать потребности и пожелания местных жителей, то корректировка застроенной среды - всего лишь витрина, и поэтому большинство районов не восстанавливаются, а продолжают постепенно разрушаться.