Такая демонизация неизменно сопровождается грубыми преувеличениями и упрощениями. Например, далеко не все исполнители террористических актов во Франции или почти 2 000 французских граждан, присоединившихся к "Исламскому государству" за последние несколько лет, были выходцами из бедных кварталов, но оказалось гораздо проще связать эти маргинальные районы с религиозным экстремизмом, чем выявить и проанализировать более широкие террористические сети, в которые дополнительно вовлечены комфортабельные районы среднего класса. Кроме того, если молодые мусульмане вступали в стычки с полицией, например, то они редко преследовали религиозные цели и, как правило, пытались противостоять дискриминации, с которой сталкиваются ежедневно. Кроме того, не все баньё являются неблагополучными sensible ("чувствительными") или prioritaire ("приоритетными") районами, срочно нуждающимися в помощи; некоторые из них когда-то были небольшими городами сами по себе и остались популярными среди покупателей и арендаторов среднего класса благодаря своим историческим центрам и гораздо лучшему соотношению цены и качества, чем можно найти в Париже. Как правило, более богатые баньоны расположены к западу и, соответственно, к ветру от городских центров Франции, чтобы избежать загрязнения, которое несут с собой порывы западного ветра, проходящие над городом; эта социально-экономическая динамика существует и в таких странах, как Великобритания. Однако многочисленные французские ультраправые, хотя и не только, ухватились за возможность обобщить отдельные инциденты в самых неблагополучных районах на банльеоны в целом.Таким образом, "винить во всембаньё" стало популярным политическим ходом, дающим карт-бланш на оправдание все более жесткого правоохранительного и иммиграционного контроля*, даже если роль баньё не очевидна. Независимо от того, идет ли речь о ношении исламского головного платка,† или о праздновании теракта в Charlie Hebdo в 2015 году (акт памяти, от которого отказалось меньшинство подростков из Банлье, возмутивший большую часть страны), критическое освещение жителей Банлье в СМИ редко остается в стороне. Для многих людей квинтэссенцией образа района является перестрелка между бандами, наркотики или горящая машина. Такая стигматизация оказалась устойчивой.
Подростки из расовых, этнических и религиозных меньшинств оказались в центре внимания, особенно после ожесточенных столкновений по поводу прав гражданства и включения во французское общество, которые периодически происходили на протяжении последних сорока лет, наиболее печально - в 2005 году. Многие жалуются, что их заявления о приеме на работу отклоняются, как только работодатель видит их адрес или имя, даже если они подходят на эту должность.‡Немногие крупные компании готовы открывать штаб-квартиры или филиалы в этих неблагополучных районах, что еще больше ограничивает возможности для трудоустройства.Несколько громких случаев жестокости полиции и множество менее известных случаев расового профилирования - параллельно с обеспокоенностью, высказанной ранее в отношении уличных банд в Лос-Анджелесе, - подорвали доверие к властям. Национальное и международное вниманиепротестам преимущественно белых"желтых жилетов" в ноябре 2018 года, лишь усугубило разочарование многих банльюсардов в сравнительном отсутствии у них права голоса в политике. Оказавшись между страной, которая смотрит на них с подозрением, и родиной своих родителей, где они никогда не жили и с которой не чувствуют никакой связи, многие банлюсарды с трудом осознают свою принадлежность к какому-либо месту. Они живут рядом с Парижем, но, что очень важно, не в нем. Каким-то образом они и французы, и иностранцы одновременно. И без возможности изменить стигму, с которой они сталкиваются - особенно учитывая, что демократический процесс исключает подростков, которые слишком молоды, чтобы голосовать, и их родителей, если они не являются гражданами Франции, - цикл бедности и разочарования продолжается.
Слово "апартеид" часто используется журналистами и даже бывшим премьер-министром Мануэлем Вальсом для описания социально-экономического, расового, этнического и религиозного разделения, которое испытывают жители баньонов от остальной части французского общества - не без оснований, учитывая то, как эти районы были спроектированы для разделения городских и пригородных жителей. Для людей, живущих за пределами баньле, как правило, нет причин посещать эти районы, что усиливает чувство дистанции и разницы, которое испытывают жители по обе стороны границы. Иногда подобные настроения разделяют и более широкие слои населения, как в случае с предупреждением Тьерри Анри, о котором говорилось выше. К сожалению, учитывая хаос, который впоследствии омрачил финал Лиги чемпионов между "Реалом" и "Ливерпулем", предостережение Анри оказалось несколько прозорливым, но, как ни парадоксально, по другой причине: излишняя жестокость полиции.* Попробуйте сказать это тем, ктоуже составил свое мнение обанлье: например, известному ультраправому политику Эрику Земмуру, который снял ответственность с полиции, заявив с характерной грубостью, что во всем виноваты "банльезарды, мародеры, воры и иже с ними". Проблема в том, что Сена-Сен-Дени превратилась в иностранный анклав", где "уже почти не говорят по-французски, где люди больше не одеваются на французский манер, где нравы уже почти не французские". По мнению Земмура, многие жители баньё - это просто racailles - расистское слово, которое в переводе означает "отбросы гетто", - которых нужно искоренить. Не удивительно, что в прошлом он был осужден за разжигание ненависти.