Но заметьте разницу в результатах. В случае с медиумом мы имеем материализованную форму, находящуюся в тесной связи с его физическим телом, составленную из его же субстанции, а поэтому способную вызывать все явления реперкуссии. В случае же с помощником мы имеем хотя и точное воспроизведение физического тела, но созданное мысленным усилием из материи, совершенно чуждой этому телу, и способное воздействовать на него отраженным образом не в большей степени, чем обычная мраморная статуя, изображающая человека.
Вот почему прохождение через огонь или падение с выступа стены не представило бы ничего страшного для молодого помощника; точно так же и в другом случае, который будет приведён ниже, материализованный помощник мог безопасно для своего физического тела погружаться в воду одновременно с тонущим судном.
В обоих только что приведенных случаях мы видели, что мальчик не умел материализоваться сам, и что это должен был делать за него его старший друг. Другой случай из его же опыта заслуживает изложения, потому что на этот раз ему удалось — благодаря силе сострадания и решимости — сделаться видимым. Подобная материализация в чём-то аналогична приведенному ранее случаю, когда любовь матери позволила ей сделаться видимой, чтобы спасти жизнь своих детей.
Каким бы необъяснимым это нам ни казалось, но существование в природе этого огромного могущества воли над материей всех планов не может быть подвергнуто сомнению. Так что если её сила достаточно велика, её прямое действие может произвести практически любой результат, причём безо всякого знания или мысли о том, как он достигается, со стороны употребившего её человека. У нас есть множество свидетельств, что это верно и в случае материализации, хотя обычно это — искусство, которому нужно учиться, как и всякому другому. И среднему человеку на астральном плане, не учившемуся материализоваться, удастся это не в большей степени, чем заурядному человеку — играть на скрипке без предварительного обучения. Но бывают и исключительные случаи, как мы увидим из следующего рассказа.
ДВА БРАТА
Этот рассказ был напечатан автором, обладающим драматических талантом, которого у меня нет, и с обилием подробностей, для которых здесь недостаточно места, в ноябрьском выпуске журнала "Theosophical Review", за 1897 г., с. 229. Я отсылаю читателя к этому изложению, так как мой рассказ будет лишь очерком настолько кратким, насколько это допустит ясность изложения. Имена, конечно, вымышлены, но сами события переданы с самой тщательной точностью.
Действующими лицами этой истории были два брата, сыновья сельского дворянина, — четырнадцатилетний Ланселот, и одиннадцатилетний Уолтер; оба были хорошими, здоровыми и бодрыми мальчиками, — в общем, вполне обычными. У них не было никаких явных психических способностей, за исключением разве того, что в их жилах текло много кельтской крови. Пожалуй, что их отличало больше всего, так это глубокая любовь друг к другу — они были просто неразлучны. Ни один из них не делал и шага без другого, и младший обожал старшего, как могут обожать только младшие братья.
Однажды, упав с лошади, Ланселот погиб, и с тех пор для Уолтера весь мир опустел. Горе мальчика было так искренне и так сильно, что он не мог ни есть, ни спать. Мать и няня совсем не знали, как с ним быть. Он не слушал ни убеждений, ни порицаний. Когда ему говорили, что так горевать негоже, потому что его брат — на небесах, он отвечал, что никто этого не знает наверняка, а если бы это и была правда, то он знает, что Ланселот не может быть счастлив на небе без него так же, как он, Уолтер, не может быть счастлив на земле без Ланселота.
Это может казаться невероятным, и тем не менее, бедный мальчик буквально умирал от горя. Ещё более драматичной эту историю делало то обстоятельство, что умерший брат без ведома Уолтера постоянно был около него, вполне сознавая его горе, будучи почти в отчаянии от того, что несмотря на все свои усилия, не мог ни дотронуться до Уолтера, ни поговорить с ним.
Это жалкое положение длилось уже третий день после несчастного случая, когда к двум братьям было привлечено внимание Сирила — каким образом, он и сам не мог сказать. "Я просто проходил мимо", как выразился он, но наверняка его привела туда воля Владык Сострадания. Бедный Уолтер лежал измученный, без сна, один на один со своим отчаянием, не зная, что его огорченный брат был постоянно около него. Ланселот, освобожденный от оков плоти, мог видеть и слышать Сирила, и поэтому надо было сначала утешить его и пообещать помочь в сообщении с его братом.
Как только Сирил обнадёжил умершего мальчика, он обратился к живому, и из всех сил стремился запечатлеть в его мозгу ту мысль, что его брат здесь, что он не умер, что он как прежде полон жизни и любви к нему. Но все его усилия были тщетны; тяжелая горестная апатия так заполняла ум бедного Уолтера, что никакие внушения извне не могли туда проникнуть, и Сирил уже не знал, что делать. Но он был так тронут этим грустным зрелищем, и так сильны были его сочувствие и решимость помочь, чего бы это ему ни стоило, что каким-то образом (он до сих пор не может сказать, как) ему удалось дотронуться до отчаявшегося ребёнка и заговорить с ним.
Не отвечая на вопросы Уолтера о том, кто он такой и как сюда попал, он сразу же стал говорить ему о брате, утверждая, что он здесь, рядом, и стараясь объяснить, что Ланселот не умер, а жив и жаждет помочь ему и утешить его. Маленькому Уолтеру и хотелось этому поверить, но он едва решался надеяться. Наконец горячность и настойчивость Сирила победили его сомнения. "Я верю вам, — сказал он, — потому что вы такой добрый! Но если бы я только мог его увидеть хотя бы один раз, тогда бы я знал и был совсем уверен! Если я услышу его собственный голос и он скажет, что счастлив, меня нисколько не опечалит, что он потом опять покинет меня".
Несмотря на свою небольшую опытность, Сирил знал достаточно, чтобы понимать, что подобные желания просто так не исполняются, и уже начал разъяснять это Уолтеру, как вдруг почувствовал присутствие, хорошо знакомое всем невидимым помощникам, и хотя он не получил никаких словесных указаний, вместо задуманных слов сожаления он произнёс: "Жди моего возвращения, и ты увидишь его", а затем исчез.
Одного касания мысли Учителя было достаточно, чтобы Сирил понял, что делать и как. Он сразу же отправился за старшим другом, который так часто помогал ему раньше. Тот ещё не лёг спать, но услыхав поспешный призыв Сирила, не стал терять времени и последовал за ним. Спустя несколько минут они уже были у кровати Уолтера. Бедный мальчик начинал уже думать, что всё это было лишь прекрасным сном, и замечательно было видеть его радость и облегчение, когда Сирил появился вновь. Но ещё прекраснее была следующая сцена, когда по указанию Учителя старший помощник материализовал Ланселота, и оба брата, живой и умерший, снова пожали друг другу руки.
Для обоих братьев тоска обратилась в невыразимую радость. Они не переставали говорить, что никогда больше не будут грустить, зная теперь наверняка, что смерть не в силах их разлучить. Их радость не исчезла даже и тогда, когда Сирил, по совету старшего помощника, объяснил, что это физическое общение не возобновится более, но что Ланселот будет постоянно около Уолтера, хотя и не будет видим для него, Уолтер же каждую ночь будет освобождаться от своего физического тела и сознательно общаться со своим братом.