Стояла невероятная духота. Хотелось пить, но пока еще не настолько, чтобы отважиться зачерпнуть из гнилой общей бочки.
С того момента, как лживый старый сыщик водворил сюда Матрену, прошел уже целый день. За это время ее подозвали дважды. Сначала - безучастный полицейский спросил в окно: какова фамилия, род занятий, сколько лет да где проживала.
- Судима?
- Нет, - сглотнув, глухо сказала Матрена.
Во второй раз ее вывели. Проводили в полупустой кабинет, где дважды сфотографировали - стоя и сидя на стуле. Потом обмерили, как будто собирались шить платье: всю, от головы до ног и даже обхвата рук. Затем подвели к отдельному столу, и, вымазав пальцы в ваксе, приставили каждый поочередно к бумаге.
- Отчего я здесь? - задала Матрена обыденный при ее обстоятельствах вопрос.
Ответ, разумеется, был и без того совершенно ясен. Куда уж понятнее? Схватили при попытке продажи краденой вещи из дома убитого.
- Сама, поди, знаешь.
- Не знаю.
- Так я тоже не знаю.
Вот и весь разговор, а после прачку снова вернули в хлев.
И как только умудрилась так опростоволоситься? Лет немало, а дура дурой. Эх. Верно говорят: не умеешь - не делай. А если думаешь, что умеешь, то все равно лучше не суйся - можешь и ошибиться да клыки пообломать.
- Когда со мной говорить-то станут? - обратилась она к безучастным соседям, занятым каждый своей бедой.
- Любят они это дело - потомить подольше, - дородная крестьянка, по виду - стольких же лет, что и Матрена, лузгала на пол припасенные семечки. - Все, почитай, ждать упарились.
- Но мне-то нужно им сказать. Я ж старика не убивала.
- Все тут ни в чем неповинны, милая, - ухмыльнулась баба. Вместо передних зубов у нее торчали пеньки.
- Так я ведь и сама пострадала. Девку у меня украли, - Матрена села, прижавшись ноющей от долгого неудобного положения спиной к стене.
- Ха-ха, - раздельно просмеялась соседка. - Небось, сама себя и покрала. Ничо, нагуляется и вернется.
Матрена не обратила на обидные слова внимания - думала. Сейчас нужно собраться, как никогда. А не скорбеть да рыдать, как некоторые другие поблизости.
- Да как бы я его порешила, если все утро дома была? В тот день и вовсе задержалась... И сама же за городовыми пошла, - принялась размышлять вслух. - Девка вот могла бы подтвердить, взрослая она, в лета вступила. Да только как раз ее невидимые и забрали.
- Неужто сами невидимые? - недоверчиво присвистнул одноглазый, что стоял прямо над головой.
Прачка отмахнулась.
- И младшие тоже дома сидели, но от них толку чуть. Как-то они там без меня? Одно хорошо: вовремя Ульку прогнали. Так... На улке нашей меня мало кто заметил - все уже разбрелись. Да и даром, что соседи - и видели бы, да не сказали. Проку с них никакого. Вот если бы Ульке передать, будто бы она раньше вернулась и со мной в тот день оставалась. Хотя тут тоже можно пропасть: а что, если хозяев ее прежних найдут?
На полу, собрав под собой ноги, сидел кудрявый юноша лет восемнадцати, похожий на матрениного среднего, и смотрел куда-то в точку перед собой. Оказалось, внимательно слушал.
- Да, мать. Попала ты в переплет.
- Что украла, то украла. Тут нечего отпираться, грешна, - отвечала Матрена. - За то и с полгода в исправительном доме посидеть согласна. Но у старика и до меня много чего взяли, а ему все равно уж разницы нет.
- Кто? Невидимые? - снова с сомнением спросили сверху.
- Они самые! Даже полиция так сказала. Они и придушили хозяина, не я.
- Все тут невинные, - затянула старую песню крестьянка.
- Уж не фартовая ты, мать, - посочувствовал кудрявый. - Ты либо не ты, а все на тебя повесят. Так им проще. И ждет тебя не исправительный дом, а каторга бессрочная...
Матрена вздрогнула. Таких мыслей она и допускать не хотела.
- Эх, как бы доче-то моей передать, где я... С кем бы весточку послать, что меня, невинную, оболгать пытаются и сгноить ни за что, ни про что, - сказала прачка, а затем замолчала.
Вспомнила.
***
Алекс не сразу сообразил, что его разбудило. Какой-то звук.
Он поднялся на постели, которую прежде делил с Маруськой - сейчас ее место занимала Драгунская - потряс головой и прислушался.
Снова. Скрежетание, словно кто скребется в стекло. Точно: бросают комья сухой земли.
Алекс встал, открыл окно, высунулся. Неосмотрительно, но с нынешним идиотским занятием совсем потерял хватку.
На улице стоял сопляк из театра. Обычно он бегал по поручениям.
- Лексей Иваныч! Вас какой-то бродяга ищет! Господин Щукин велел передать, чтобы срочно пришли.
- Чего-чего?
Как будто в порядке вещей: ходить на встречи с бродягами. Что за дерьмовая шутка?
- Это по поводу госпожи Елены...
Вспомнился вчерашний день и слова Надьки. Видно, старый приятель прислал кого-то из своего отребья. Все же надумал передать, что потаскуха теперь живет с ним? Ну если так, то что ж. Пусть заплатит, что на нее потрачено, и пользуется всласть.
Но хотелось бы, конечно, просто порешить обоих.
- Скажи - скоро буду.
Алекс принялся одеваться. Драгунская приоткрыла глаза, улыбнулась:
- Уходишь?
- Ты тоже уходишь.
Похоже, не приняла всерьез.
- Вставай! Живо!
Поднялась, однако все равно пришлось торопить: уж больно медленно собиралась. Алекс же в кои-то веки и впрямь спешил в театр.
В зале сидел, с тревогой озираясь по сторонам, костистый рабочий. Рвань - вся одежда истрепана.
Над ним нависал Щукин. Увидев Алекса, просиял, указал пальцем:
- Это он! Вести от госпожи Елены принес.
- Все не так было, - стал препираться гость. Бас не вязался с сухим телом. - Я только сказал, что видел вашу даму...
- Что там у тебя? - вмешался Алекс.
Выяснение деталей нисколько не заботило.
- А вы еще кто? - дерзко спросил рабочий.
Закатав до локтя широкий рукав, Алекс ударил гостя прямо в свежую ссадину на переносице. Потекла кровь. Зажав нос ладонью, он смотрел с удивлением, но без особого страха.
Легкий и прежде умел подбирать людей.
- А теперь говори, что хотел.
- Я ничего...
- Он сказал, что видел госпожу Елену в тот день, когда... - начал Щукин.
- Заткнись.
- Не знаю, чего вам от меня надо. Пойду, пожалуй, - рабочий привстал.
Положив руки ему на плечи, Алекс вернул гостя в кресло.
- Что передал твой хозяин?
- Да нету у меня хозяина! Без работы я. Уж второй месяц.
Вспоминая слова посыльного, Алекс занял место рядом с рабочим. Может ли быть, что он сам не так понял?
- Принеси мне выпить, - велел Щукину.
Тот оскорбленно замер.
- А ну, пошевели жиром!
Вышел, громко вздыхая.
- Так что ты хотел сказать про Маруську?
- Я вообще только спросил: дама, говорю, тут у вас была. Красивая. Вернулась ли? Ей еще рот заткнули на улице, а потом утащили...
Ну нет, тут точно скрытое сообщение.
- И куда же?
- Да бог весть... Я-то случайно заметил. Смотрел на нее, когда она с кем-то стояла. Ну, после разошлись они, она отошла - и тут как кто-то на нее бросится...
- Кто?
- Да не разглядел я в потемках... Но там еще один господин все видел. А больше никого не было.
- А другой кто?
- Да почем мне знать? - рабочий отпустил руку. Струйка крови вырвалась, шустро сбежала по подбородку и упала на застиранную поддевку. - Говорю же: в сквере я сидел. Они тут стояли, у входа. Второй за дамой вышел и позвал ее. Но как увидел, что схватили - за кустами затаился. Зря: там фонарь, видно хорошо.
- Так... Ты кто будешь?
- Макар я. Веселов. А ты?
Прост, как три копейки. Наверху такое приходилось встречать нечасто.
- Алексей. Так, стало быть, Макарка, где тебя найти?
- А чего меня искать? Я живу в квартале рабочих, на улице Зеленой, в доме Бехтерева... Номер три.