- Но у меня нет. Ни денег, ни кошелька...
- Тьфу, гольба. Возьми, - господин вынул из кармана очередной бумажник и протянул Макару. - Вот, значит, пересчитаю твое, а потом его попрошу. Если он упираться примется, то ты тоже поднажми - якобы, ты же свое показывал. Потом он даст мне лопатник, и я - деру. И ты тоже не зевай, рви со всех ног. Потом встретимся за складами и все поделим. Ну как?
Предложение не вязалось с щеголеватой наружностью, а она, в свою очередь, с грубым выговором. Однако, прельстившись легким, хоть и нечестным, заработком, Макар после минутного колебания согласился.
Забросили кошелек, стали ждать. Вскоре один из прохожих заинтересовался и наклонился. Макар быстро направился в его сторону. Заметив, господин тут же отпрянул и спешно ушел. Все в точности повторилось и в другой раз.
- Псс... - позвал наниматель из-за угла. - Иди сюда, бродяга!
Макар подошел.
- Ты чего их расшугиваешь-то сразу? Ты тихо подходи, гуляючи, а не напролом при.
Пришлось очень постараться, чтобы выполнить пожелание. Макар даже принялся тихо насвистывать, всем видом показывая праздного гуляку, однако снова безуспешно. Едва завидев его, человек, привлеченный находкой, устремился прочь.
Повезло на четвертый раз. Невысокий господин с бакенбардами, заметив кошелек, присел на корточки. Подняв голову, он приметил гуляющего Макара и поднялся, но уходить и не думал. Ждал.
- Ваш? - спросил прохожий.
- Нет. Но я на него смотрел, - ответил Макар, надеясь ничего не перепутать. Невысокий молчал, и потому пришлось продолжать: - Гляжу - неужто что лежит? Кошелек или нет? Любопытно.
- Да...
Указания выветрились из головы, и Макар не сразу смог сообразить, что нужно сделать.
- Посмотрим? - наконец предложил он.
- Можно.
Макар поднял находку.
- Полный, похоже, - заметил он. - Поглядите?
Прохожий протянул ладонь, и Макар положил на нее кошель.
Господин куда-то косился, и, проследив за его взглядом, рабочий увидел своего нанимателя.
- О, вот где мой кошелек! - радостно изумился он.
В ответ прохожий схватил его за плечо. Тот дернулся и бросился наутек, а вот Макар остался. Крепко взяв его за локоть, сыщик Червинский - а это был именно он - потащил задержанного в полицейский участок.
Там Макар рассказал всю историю и отдал бумажник, оставленный нанимателем - набитый, как выяснилось, резанной бумагой.
- Если не врешь, то ты - полный дурак, - у Червинского от смеха аж слезы выступили.-Неужели думаешь, что он бы с тобой поделился?
Сыщик собирался - по крайней мере, так следовало из его слов - на первый раз отпустить Макара. Но потом, как на грех, вошли те самые городовые, которые схватили на забастовке. Казалось, в рабочем не имелось ничего примечательного, однако они все равно признали.
- О, это же стачечник, что у нас в прошлом месяце гостил. Снова какую смуту затеял?
- Нет, ваш политический в простые подкидчики переметнулся, - ухмыляясь, ответил Червинский.
Тогда и последовало предложение: либо Макар отправится за решетку, как опасный рецидивист... либо разнюхает и расскажет сыщикам, кто такие невидимые и где их можно найти.
Так он впервые узнал о банде, что ныне сживала его вместе с семьей со свету.
- У нас в бумагах ты будешь зваться "Свист" - потому что свистел, как идиот. Кто же так шумит в вашем деле? Встречаться станем не здесь, а в гостинице "Офелия", в пятнадцатом номере. Я дам тебе ключ. Если нужно привлечь меня на улице - не подходи, сморкайся. И я тоже так сделаю. Сообщения для меня оставляй у портье... Постой-ка - ты ведь, поди, неграмотный?
- Грамотный, - с гордостью ответил Макар, окончивший даже не приходскую школу, а несколько классов реального.
- Вот и прекрасно. Значит, как что узнаешь, пиши мне записку со временем, и оставляй Феоктисту. Я тебе тоже буду через него сообщать, когда мы должны увидеться. Ты часы-то понимаешь?
- Помилуйте! На заводе работал...
Выбора не имелось - предложение пришлось принять без раздумий. И с тех пор Макар уже месяц мотался по улицам, навострив крупные уши, да подслушивал по трактирам. Он мимоходом выведал много секретов, но ни один из них невидимых не проявлял.
Единственное, чего Макар до сих пор опасался - это ходить в Старый город, как того требовал сыщик. Говорили, будто кварталы оврага для тех, кого ищет Червинский, дом родной. Но уж слишком опасно, а Макар и без того о неприятностях не скучал. Его дважды побили, заподозрив, что на чужие карманы заглядывается.
Но это не страшно: синяки заживут. А вот снова возвращаться домой с пустыми руками очень совестно.
Денег Червинский не давал, хотя шулеры, что играли в кабаке, говорили, будто бы ищейки хорошо платят своим "лягачам". Кажется, так они называли таких, как Макар. И да, еще грозили убить каждого, кого вычислят.
Устав слоняться и совсем запыхавшись, унылый Макар сел на скамейку в сквере у нового деревянного театра. Там, судя по звукам, уже началось представление.
Червинскому нужна история... История, подслушанная где-то на улицах.
Макар громко рассмеялся пришедшей в голову мысли, напугав прохожих.
3
Как только Бирюлев вернулся, Ирина села за рояль.
Она терзала инструмент весь остаток ночи. Рыдающие, надрывные звуки пронизывали дом. О сне не могло идти речи, даже если зажимать уши двумя подушками.
Сперва Бирюлев мужественно терпел, ворочаясь с боку на бок и мечтая о внезапной глухоте. Однако, пару часов спустя все же сдался. Любая громкая сцена лучше подобной нескончаемой пытки. Хотя, конечно, оставалась тревожная вероятность, что и после разговора Ирина продолжит играть.
- Наслушаться не могу, Иришенька, - ласково, как только мог, сказал репортер, спустившись в гостиную.
Поцеловать или нет? А, чего уж там. Бирюлев подошел к пианистке и наклонился, однако она резко дернулась, больно ударив головой в челюсть.
Пальцы же продолжали вонзаться в клавиши, вынуждая их завывать от боли.
Если бы только уронить на них что-нибудь тяжелое...
Бирюлев устроился в кресле и взял с кофейного стола субботнюю газету. Его материал снова занял первую полосу. "Невидимые убийцы: полиция признала бессилие". Смело. Признаться, думалось, что Титоренко сменит заголовок на менее бунтарский. Впрочем, и так тоже вполне неплохо.
- Жорж, мне нужно одиночество для раздумий.
- Хорошо. Вернусь наверх.
- Не только сейчас. Вообще. Я не могу так больше.
Начиналось.
- Ирина, отчего ты не желаешь ничего слышать? Придумываешь разное. Для твоей ревности нет никаких оснований. Я ведь столько раз объяснял: у меня работа, - в доказательство Бирюлев выставил перед собой газету.
- У нас достаточно средств...
- Нет. Я устал от разговоров о том, что проживаю средства жены, - репортер нисколько не лгал. Действительность оказалась не столь приятной, как представлялось, будучи двадцати одного года отроду.
- Я намерен сам нас обеспечивать, - интересно, а что бы вышло, если бы он сказал "себя"?
- Дело вовсе не в твоей работе, Жорж, - устало отозвалась Ирина. - Она ведь лишь предлог. Ты должен уйти... Уходи, прошу тебя. Прямо сейчас.
- Ты в самом деле меня выгоняешь?
- Да. Это мой дом, - жестко сказала она, но, спохватившись, тут же добавила: - Мне просто нужно подумать.