- Они что-то сказали? Хоть что?
- Да. Обзывались, - кивнула девчонка.
- И все? Просто так, не пойми с чего?
- Да-да! А еще велели передать мамке привет от старикаа-аа...
Матрена в сердцах оттолкнула ребенка.
Истории, которые рассказывали у дома Старого Леха... Невидимые убийцы?
Они - сомнений нет - точно искали сверток. Сразу догадались, что он у Матрены.
Боже, что она наделала?
***
- Мы не можем отменить постановку! Алексей Иваныч, одумайтесь! - по-бабьи голосил Щукин, быстро ходя из угла в угол. От него рябило в глазах.
- Сядь!
Испугался, послушался. Только скулить не прекратил.
- Вы все потеряете! За ваши ведь средства переживаю!
- А не за свои?
Сдержанность давалась непросто.
Сейчас Алекса меньше всего беспокоила кретинская щукинская постановка. Он вообще терпеть не мог все это обезьянье кривляние. Для вложения стоило выбрать куда лучшее - и серьезное - дело. Но раз уж безмозглая Маруська так выпрашивала именно театр, то пришлось согласиться.
Алекс даже думать не хотел о том, сколько стоила забава. Позволял убеждать себя соловьиными байками о грядущих барышах. Только с чего бы им взяться?
А теперь эта тварь просто взяла и сбежала.
Алекс приложился к бутылке с дешевой мадерой.
Маруська так и не появилась после спектакля. Сперва он решил, что она, как бродячая шавка, снова умчалась с очередным псом. Неисправимо. Чего еще ждать от шалавы?
Приди эта сука обратно - ее ждала бы просто хорошая трепка.
Но она не явилась. Ни утром, ни днем. Минула вторая ночь - а ею и не запахло.
Вот дешевка! Неспроста ведь так ныла. Давно что-то замыслила. Ишь ты - кается да сожалеет. Куда там. Видать, кого пожирнее ухватила.
Обвела вокруг пальца, паскуда.
Алекс до боли сжал челюсти.
Мало того, что Маруська сбежала - так еще и совсем не известно, с кем. Кому и что она теперь разболтает - разумеется, выгородив себя?
И ведь никто не признавался, с кем она спуталась. Он аж кулак разбил о потасканную рожу ее лживой служанки - бесполезно. Похоже, Маруська настолько щедро платила. Деньгами Алекса. Без его помощи она бы их ни в жизнь не раздобыла.
Щукин продолжал верещать.
- Чего тебе надо? Разрешение? Тогда валяй, играй.
Распорядитель замолк, со страхом глядя на Алекса.
- Но... как? Как мы справимся без госпожи Елены? Что тут можно поправить, когда представление - через несколько часов?!
- Ты чего ныл? Хотел играть? Все, играй! И попробуйте только провалиться.
- Но... Помилуйте! У нас и без того имелось лишь семь человек актеров на тринадцать ролей, - в глазах Щукина блеснули слезы. Алекс с трудом утерпел, чтобы не вернуть их обратно. - Из господ мы оставили лишь Вершинина, Тузенбаха и Соленого, как я вам и рассказывал. И надеялись, что должным образом представим хотя бы дам... Однако вы ведь гений, Алексей Иваныч! Верно: мы откажемся от Натальи - и тогда Драгунская станет Ириной.
Жирная да румяная ряха Щукина едва не треснула от радости.
Загоревшись, он бросился было на шею Алексу - но вовремя отпрянул. Поспешил из Маруськиной гримерной.
- Где Драгунская? Драгунская! Надежда, ты будешь Ириной. Играем! Играем, дамы и господа!
Двумя большими глотками Алекс допил бутылку и запустил ею в гримировочный стол. Тройное зеркало взвизгнуло и волной осколков схлынуло в комнату.
- Моя собственная гримерная. Моя мечта, - передразнил он Елену Парижскую.
Подойдя к столу, Алекс взял тюбик и выдавил черную, как вакса, мазь прямо в центр ковра. Туда же всыпал всю дрянь, что Маруська на себя мазала. Порошки, притирки, белила да помады. С радостью растоптал. Банки и пузырьки с духами, что оставались, просто смахнул, глядя, как они разлетаются.
Затем перебил все вазы и фарфоровые горшки. Отломил дверцу гардероба, достал из кармана нож и принялся резать платья, корсеты и панталоны, отбрасывая ошметки в черную вязкую лужу.
За дверью слышались попискивания. Тихие, уважительно-боязливые.
Вспоров кресла и кушетку - однажды Маруська сношалась с хахалем прямо на ней - Алекс переломал мебель о стены. На закуску высадил окно стулом и остановился, пытаясь отдышаться. Пот лил градом, но горячий липкий воздух не остужал.
Он найдет их обоих - его и ее. Найдет и своими руками распорет каждому брюхо, вот как этой сальной кушетке.
Но сначала - изрежет в лоскуты подлую смазливую рожу.
***
Маленький Петька покраснел и покрылся сыпью. Он натужно кричал, и Макар взял сына на руки, чтобы утешить. Но Петька начал брыкаться, ревя еще громче.
- Дай я, - предложила сестра.
Однако и у нее ребенок не успокоился.
- Что с ним такое? Ведь не младенец же. Голоден?
- Мы его сегодня кормили... Видно, захворал.
Макар снял со спинки кровати поношенную, но чистую рубаху.
- Пойду, поищу чего. Хоть и воскресенье, а руки могут кому сгодиться.
Дашка смотрела с недоверием.
- Совсем худо нынче с работой, - в оправдание заметил Макар.
- А что другие? Те, с кем ты прежде ходил на завод?
- Ну...
Те, кого после ареста отпустили, как и самого Макара, рассыпались, кто куда. Он теперь мало с кем встречался, но по слухам все-таки знал, что некоторые уволенные пристроились. Один даже приказчиком в лавку подался - вот перемена-то! Другие, что в большинстве, перебивались поденкой. Ну а третьи - оставались не у дел.
- Да так же, как я ... У всех плохо.
- Я хочу пойти на мануфактуру, - сообщила сестра.
- Ты это... Не дури. Не позволю, - на правах главы семьи возразил Макар. Как только он освободится от Червинского - и это должно бы произойти прямо сегодня - то уж сам примется вкалывать от зари до зари.
- Отчего нет? Платят, говорят, исправно.
- Не для тебя такое дело. Сиди дома, Дашутка, матери помогай.
- Штопкой особо не заработаешь.
- Так на портниху выучись.
Сестра грустно рассмеялась.
- Все шуткуешь, Макарка! Нас не сегодня-завтра из дома погонят, а ты - выучись... Мать последние ложки на базар снесла, чтобы хлеба купить. Хотя на что нам ложки, коли есть нечего?
Макар давно заметил, что пропала не только посуда, но и мебель, которой и без того не хватало.
Сперва исчезла конторка. В другой день он, вернувшись, не досчитался обеденного стола. Затем и стульев. А как-то недавно он обнаружил, что мать и сестра устроились на ночь в одной постели. Про кровать-то уж молчать не стал - спросил, куда она подевалась. Мать заохала: дескать, из жалости отдала какой-то хворой соседке. Но, конечно, обманула. Оберегала Макара, чтобы совесть его глодала не слишком люто.
В тесных комнатах остались две постели, Петькина кроватка, сундук да одинокий стул. Если в самом деле придут выселять - а не особо похоже, что домовладелец шутил - так управятся в полчаса.
- Ничего, Дашутка... Не погонят. Вот увидишь - с деньгами вернусь!
В пятницу у Макара не вышло передать весть Червинскому - из театрального сквера он направился прямо домой. Зато в субботу едва проснулся - тут же пошел в гостиницу. Кое-как накарябал карандашом записку и отдал портье, как сыщик велел. Он оставлял сообщение впервые и очень надеялся, что Червинский последует установленному им же правилу и явится на зов, как обещал.
Макар поднял глаза, желая взглянуть на часы, но встретил лишь светлое пустое место на посеревшей стене.
- Пойду я, Дашутка. Передай матери, когда вернется - пусть не тревожится. Чую я: хороший сегодня день. Удачный.
Пожалуй, история все же стоит того, чтобы сыщик за нее заплатил. И не меньше, чем долг по аренде. А лучше больше, чтобы и на хворого Петьку осталось.
Идя в гостиницу, Макар готовился к долгому ожиданию, однако Червинский прибыл первым. Более того: судя по окуркам, он провел в номере довольно долго.