Все произошло с такой молниеносной быстротой, что Жарский не успел даже крикнуть. В следующее мгновение, придя в себя, он спустил с поводка собаку и сам бросился вслед за ней. Нападавший тем временем склонился над лежащим на земле Корчем и обшаривал его карманы. Собака с разбегу вскочила ему на спину и перевернула навзничь. Тут Жарский узнал в нем Ольсенкевича. На беду, а может, и к счастью – иначе не знаю, чем бы все это кончилось, – Жарский, не добежав до места происшествия шагов двадцать, споткнулся о корень дерева и, падая, сильно ударился головой о край садовой скамейки. На какое-то время потерял сознание. Когда очнулся, вокруг было тихо, Ольсенкевич исчез, и все виденное представилось Жарскому каким-то дурным сном. Увы, это был н. е сон – впереди на тропинке недвижно лежал Корч, а рядом, с ножом под лопаткой, затихала в последних конвульсиях собака.
Превозмогая боль и подступавшую к горлу тошноту, Жарский с трудом вскарабкался на скамейку и здесь снова потерял сознание: все-таки возраст.
Нашел его садовник Юзеф Стебняк. Пока он бегал за машиной, пока собирал на помощь людей, пока доставили Корча в больницу и привели в чувство Жарского, прошло немало времени.
Ольсенкевича мы взяли в полдень. В самую последнюю минуту, когда он выезжал уже из гаража, собираясь, как видно, покинуть наши края всерьез и надолго. Во всяком случае, в машине у него оказался запас провизии дней на пять, чемодан с одеждой, а в тайнике около двух миллионов злотых наличными и шкатулка с золотом и драгоценностями тоже миллиона на три. По предварительной оценке.
Здесь же были и неопровержимые улики: кастет со свежими следами крови, а также изодранная собакой куртка. Их он, видимо, собирался выбросить где-нибудь по дороге. Вся шея и руки у него были сплошь искусаны и исцарапаны собакой.
Захваченный врасплох, под давлением неопровержимых улик Ольсенкевич на первом же допросе рассказал все.
Выяснилось, что Корча он выманил на встречу обещанием схватить с поличным преступников, похитивших паркет. Пойти на эту рискованную и сомнительную авантюру Ольсенкевича вынудили крайние обстоятельства и смятение. Дело в том, что накануне Корч вызывал на допрос шофера Куца, и тот признался, что по заданию Антоса доставлял ворованные стройматериалы в частную контору Ольсенкевича. Это известие совпало по времени с другим – о вызове на следующий день в милицию некоторых рабочих Ольсенкевича. Все это утвердило его в мысли, что над ним нависла реальная угроза разоблачения. Времени на долгие раздумья не оставалось. и он решил убрать Корча тем же способом, каким прежде убрал Врубля.
Вечером он позвонил Корчу на работу и, постаравшись изменить голос, назначил ему встречу. Что и говорить, перспектива захватить преступников с поличным и завершить таким образом затянувшееся следствие представилась Корчу заманчивой. Но одного простить ему не могу: как он посмел отправиться на эту встречу, не обеспечив себе прикрытия?
Раницкий усмехается.
– Вспомни себя в молодые годы. Молодости свойственна самонадеянность и неумение порой понять, где кончается уверенность в себе и начинается самоуверенность. А мы об этом часто забываем и мало все-таки работаем с молодежью… Знания уставов, инструкций, наставлений мы добиваемся, а вот формированию психологии человека, черт его характера, душевных качеств внимания уделяем недостаточно. Много у нас тут еще формализма… Ну да ладно, об этом потом, рассказывай дальше.
– При обыске в доме Ольсенкевича в подвале нашли оставшиеся нереализованными сантехнику, арматуру к ней, импортную кафельную плитку, кубометра два паркета, а самое главное – книгу учета, которую за два дня до смерти брал к себе домой В рубль. На ней остались отпечатки пальцев и его, и Ольсенкевича. Их удалось идентифицировать. Поняв, что отпираться бесполезно, Ольсенкевич в конце концов признался и в убийстве Врубля. Правда, поначалу наспех и не очень удачно придумал версию, будто убивать Врубля не собирался, а хотел его просто припугнуть и заставить молчать, предлагал даже деньги. Но, когда Врубль якобы не согласился, он ударил его по затылку кастетом, вроде, так сказать, последнего аргумента. После этого Врубль будто бы сам пошел к озеру, чтобы смыть лившуюся из носа кровь и тут упал в воду, где, наверно, и захлебнулся. Однако, не сумев объяснить, отчего Врубль оказался раздетым, а одежда его спрятанной в зарослях терновника, Ольсенкевич вынужден был признаться, что, ударив Врубля, он сам затащил его в озеро, предварительно раздев. Признав это, скрывать остальное уже, конечно, не имело смысла. Ольсенкевич показал, что несколько лет назад, еще в период работы бывшего начальника стройуправления, он, получив разрешение открыть частную стройконтору, вошел в сговор с Антосом с целью получения от него дефицитных стройматериалов. Антос решил погреть руки на благоприятно сложившейся конъюнктуре. Договорились об условиях. Антос брал на себя снабжение Ольсенкевича дефицитными стройматериалами за счет фондов, предназначенных стройуправлению для жилищного строительства. С целью сокрытия в документах недостач он вошел в сговор с жилрем-конторой, которая стала поставлять ему материалы и оборудование, демонтируемые при ремонте или сносе старых зданий и предназначенные к списанию в утиль. Сокрытие этих махинаций в документах обеспечивал Антосу, с одной стороны, сотрудничавший с ним бухгалтер Яноха, а с другой – уполномоченный Зелинского в Заборуве инженер Бялек, ведавший учетом материалов на стройках. Потребность в стройматериалах к этому времени стала очень острой. Все в Заборуве, кто побогаче и чином повыше, словно в горячке принялись строить себе виллы и дачи. Стройматериалов требовалось все больше. Цены не смущали, лишь бы достать. «Дело» со дня на день становилось все доходнее.
В начале прошлого года для городского строительства была заказана импортная сантехника и большая партия дубовой паркетной клепки. Судя по всему, заказ этот с самого начала предназначался для заборувской элиты, а отнюдь не для будущих жителей нового микрорайона. Все полученные материалы прямо с платформ доставлялись непосредственно в подвал частной конторы Ольсенкевича. В до мах же новостроек микрорайона устанавливалась арматура, списанная в утиль, которую инженер Бялек тем не менее оприходовал в книге учета как импортное оборудование.
В это время сменилось руководство стропуправлением. На стройки пришли новые руководители, в том числе и Врубль. Антос и компания сразу поняли, что он человек бескорыстный, честный и принципиальный. Над преступной группой нависла угроза разоблачения.
Однажды Врубль осматривал готовые к сдаче квартиры. Поначалу он, видимо, решил, что произошла какая-то ошибка, но, проверив книгу учета, убедился, что Бялек оприходовал списанный утиль как импортное оборудование. Тогда он решил встретиться с ним и поговорить конфиденциально, полагая, что того попросту ввели в заблуждение. Возможность разоблачения ввергла Бялека в панику. Он тут же бросился к Антосу. Тот посоветовал ему пойти на условленную с Врублем встречу, а сам известил обо всей это истории Ольсенкевича. Бялек ожидал Врубля неподалеку от пристани. И не дождался. Когда два дня спустя он узнал, что Врубль утонул, это не вызвало у него никаких подозрений. Втайне он был даже рад, что все так кончилось, и потому охотно отозвался на просьбу Ольсенкевича уговорить Валицкого выступить в качестве свидетеля: прекращение дела совпадало и с его интересами. Кстати, Ольсенкевич показал на допросе, что забрал у Врубля книгу учета и не уничтожил ее, чтобы на всякий случай держать в своих руках Бялека.