Однажды.
Когда-нибудь.
Я хотела вернуться домой.
— Не могли бы вы рассказать, что произошло на острове?
— Вы прибегали к каннибализму?
— Где остальные, кто разбился вместе с вами?
— Вы жалеете о своем решении подняться на борт того вертолета?
— Семья пилота заявила, что вы оказали на него давление, когда он сказал, что это плохая идея. Вы можете это подтвердить?
— Считаете ли вы, что должны нести ответственность за смерть Акина Ачарьи?
Черт, они стервятники.
Хуже стервятников, бешеная отвратительная саранча.
— Сюда, пожалуйста!
Над толпой журналистов появился человек в темно синем костюме с планшетом.
Схватив Эстель за талию, пока она баюкала Коко, я потянул Пиппу за локоть и стал проталкиваться сквозь толпу.
— Расскажите, что произошло!
— Это правда, что вы убили человека?
— Почему вы не подтверждаете, что несете ответственность за аварию?
К тому времени, когда мы добрались до стеклянных дверей таможни, где оформляют пассажиров морских судов, я был потным, злым и еще более напряженным, поскольку меня приговорили к тюремному заключению за преступление, которое я не хотел совершать.
Мой организм работал на пределе возможностей, а голова раскалывалась от тошноты. Головная боль утихла, покраснение на руке превратилось в румянец, но мне по-прежнему было нехорошо.
Мы не должны мириться с этим дерьмом.
Мы устали.
Нам необходим отдых.
Неужели они этого не видят?
Человек, махавший нам рукой, захлопнул дверь и закрыл ее, как только мы оказались внутри. Помахав рукой Стефану и Финнегану, я порадовался, что мы попрощались до этого балагана, потому что наше расставание было коротким и нескладным.
Нас тут же провели в отдельную комнату, подальше от суеты возвращающихся отдыхающих, и обращались с нами как с подозреваемыми, а не как с выжившими счастливчиками.
Короткие волосы мужчины блестели под ярким электрическим светом, как шерсть добермана, а его очки напомнили мне о том, что я отчаянно нуждался в походе к офтальмологу.
У меня чесались руки украсть его очки, чтобы увидеть Эстель, Коко и Пиппу с кристальной ясностью, а не в расплывчатой дымке.
Жестом пригласив нас сесть, мужчина устроился за большим столом и положил перед собой планшет.
Воцарилось неловкое молчание.
Эстель успокаивала Коко, пока та ерзала в велюровом кресле. Бедная малышка не привыкла к пластику, шелку и металлу. Она выросла на соли и дереве, звезды были ее ночником, а волны — колыбельной. Этот чужой, хаотичный мир сеял хаос в ее чувствах.
Черт, это привело к хаосу в моей жизни. Я и забыл, насколько архаичным может быть человеческое взаимодействие. Нам пришлось постепенно упорядочить свои чувства и восприятия, чтобы обратить внимание на то, что имело значение.
Мне придётся переучиваться.
И быстро.
— Итак... — Я прочистил горло. — Что будет дальше?
Мужчина сцепил руки.
— Мы ждем еще нескольких человек, и тогда можно начинать.
Еще несколько человек?
Кого именно?
Ответ пришел через десять минут, когда перед нами поставили графин с водой и печенье на трехъярусной подставке для торта.
К нашей компании присоединилась женщина с таким же планшетом, заняв место во главе стола.
Дверь открылась и закрылась, гулко отдаваясь в стеклянной комнате. От стука каблуков по спине побежали мурашки.
Пиппа обернулась первой.
Разумеется, это было правильно.
Семья есть семья. Независимо от того, сколько времени прошло.
Но то, как она просияла и залилась слезами благодарности, вырвало мое сердце и вдребезги разбило его о нетронутое песочное печенье.
— Нана!
Ее стул отлетел в сторону, заставив Коко испуганно взвизгнуть. Мы с Эстель одновременно повернулись, как раз в тот момент, когда Пиппа бросилась в объятия хрупкой седовласой женщины с болтающимися розовыми серьгами.
Ее костлявые руки обхватили моего ребенка, прижимая к шерстяному костюму и поношенной сумочке.
— Пиппа! Я так рада, что с тобой все в порядке.
Я должен был отвести взгляд, когда Пиппу осыпали тысячей поцелуев, беспорядочно оставленных на ее лбу. Я должен быть счастлив, что у нее остался хоть один член семьи.
Но это не так.
Потому что я знал правду.
Это был последний раз, когда я мог назвать ее своей.
— А, миссис Эвермор. Теперь, когда вы прибыли, давайте начнем.
Мужчина предложил ей присесть.
Однако она этого не сделала. Она так и осталась стоять, обняв мою дочь, и злобно смотрела на нас с Эстель.
— Где Коннор?
Допрос начался.
Она не только вырвала мое сердце, заявив права на Пиппу, но и растоптала его.