— Просто продолжайте. Какие хорошие и плохие новости?
Не обращая на меня внимания, Алекс продолжил:
— Вы направлялись на ФиГэл по рабочей визе на три месяца?
Они хотели поиграть?
Отлично.
— Да.
— Тем не менее, в итоге вы просрочили срок пребывания в стране на три года и три месяца.
— Вряд ли можно назвать аварийную посадку и отсутствие возможности покинуть остров умышленным превышением срока пребывания.
Что это за жуликоватые чиновники и напыщенная бумажная волокита? Неужели в них нет сочувствия? Неужели они не могли понять, через что мы прошли? Нам не нужна эта испанская инквизиция.
— В связи с этим мы не можем разрешить вам въезд в Австралию до тех пор, пока не будут заполнены необходимые формы.
— Что? Вы не можете этого сделать... — Эстель встала на мою защиту. — Он мой. Мы женаты. У нас общий ребёнок. — Она указала на Коко, как будто можно было ошибиться в смешении нашей крови. — Видите.
Алекс нахмурился.
— Это подводит нас к другой проблеме. Нам необходимо решить, что делать с младенцем.
Точно, так и есть.
— Что с ней делать? Не говорите о ней так, словно она доставляет неудобства, приятель. Она моя дочь.
Эстель положила руку на мое дрожащее предплечье.
— Все в порядке, Гэл. Уверена, они не это имели в виду.
— Не совсем. — Алекс покопался в бумажках перед ним. — Возвращаясь к сути дела. Мы требуем правильного оформления документов. Мисс Эвермор может свободно въезжать в страну, а поскольку ребенок явно принадлежит ей и не достиг пятилетнего возраста, она может путешествовать с условием посещения необходимых встреч для оформления гражданства.
— А что насчет меня?
Я сдержал свой гнев.
— С вами, сэр, немного сложнее.
— Я не понимаю, почему. Вы говорите, что мне необходимо заполнить документы. Ну, так дайте мне эти чертовы бланки, и я заполню их прямо здесь, прямо сейчас.
— Это так не работает.
— Это может работать так, как вы того захотите.
— Боюсь, это не тот случай.
Эстель сжала мою руку в своей.
— Мы женаты. Разве это ничего не значит?
— Официально? — Дафна приподняла бровь. — У вас есть свидетельство о браке и доказательства этого союза?
Эстель выпрямилась, борясь за меня. За нас.
— Во всех смыслах. Да. Коко — доказательство наших отношений. Конечно, этого достаточно.
— А документально?
Эстель промолчала.
Я ответил:
— Нет, у нас нет ни одной чертовой бумажки. Но это не имеет значения. Мы не расстаемся. Конец чертовой истории.
Два офицера уставились друг на друга так, словно мы были нарушителями спокойствия, а не давно пропавшими людьми, вернувшимися домой.
Позади нас Джоанна Эвермор не могла перестать прикасаться к Пиппе. Чем дольше Пиппа оставалась со своей бабушкой, тем больше она теряла образ дикого сорванца, способного на все, и превращалась в испуганную одиннадцатилетнюю девочку, кланяющуюся старшим.
Не будь таким ребенком, Пиппи.
Я знал ее гораздо лучше. Это был просто шок.
Где была эта тихая, но очень умная молодая девушка? Где была остроумная шутница, любознательная морская фея?
Я знал, где... на острове. Как и все остальные.
Джоанна Эвермор перебила:
— Кстати, о документации. Полагаю, с нашими документами все в порядке?
Эстель вскинула голову.
— Какие документы?
Сотрудники иммиграционной службы кивнули.
— Да. Временный паспорт выдан, и вы можете свободно вернуться в Америку.
— Что? — Эстель запнулась. — Нет!
Коко шмыгнула носом, ее лицо покраснело от готовых пролиться слез.
— Вы не можете. Я не позволю. — Эстель бросилась к Пиппе. — Ты не хочешь возвращаться в Америку, Пиппи. Оставайся с нами. Мы теперь твоя семья. Ты, я, Гэл, Коко и Конн...
Она слишком поздно поняла свою ошибку.
Лицо Пиппы сразу посуровело и вытянулось.
— Мой брат мертв.
Она наконец-то произнесла это.
Лучше бы она этого не говорила.
— Мне нужно быть с семьей.
— Мы твоя семья. — Эстель схватила ее за локти, не обращая внимания на то, что старуха что-то бормочет себе под нос. — Пип, не делай этого. Мы будем жить вместе.
В ее взгляде читалась мудрость, превосходящая годы. Она обняла Эстель.
— Я всегда буду любить тебя, Стелли. Я буду навещать тебя, звонить и никогда не забуду. Но... я хочу домой.
Домой.
Оказалось, что никто из нас не сказал на «наш остров». Пиппа была самой молодой из потерпевших крушение, и дольше всех сохраняла иллюзию цивилизации. Она была верна нам, пока мы обитали на острове, думая, что наше пребывание там навсегда.
Я не мог осуждать ее за это. И я не мог позволить ей уйти с чувством, что она нас подвела.
Несмотря на то, что задыхался внутри, я подошел к ней и заключил в обожающие объятия.