— Привет, Стелли. — Пиппа застенчиво помахала рукой. — Привет, Гэл.
Запрыгнув в маленькую лодку, я обнял ее.
— Ух ты, ты здесь.
Ее стройная фигурка пополнела, худоба сменилась изгибами, а щеки налились здоровым румянцем.
Она здесь.
После стольких лет.
Я не мог отпустить ее. Я боялся, что больше никогда не смогу прикоснуться к ней. Назвать ее своей.
— Почему ты не сказала нам, что приедешь?
Она обняла меня в ответ, тяжело вздохнув.
— Честно? Я не знала, смогу ли это сделать. Это идея бабушки.
— И снова здравствуйте.
Джоанна Эвермор прочистила горло, когда я отпустил Пиппу.
— Не знаю, что сказать.
Я пожалел, что был полуголым и мокрым. Первое впечатление было не самым лучшим. Означало ли это, что Пиппа снова будет жить с нами? Неужели она наконец-то захотела стать членом нашей семьи?
Вопросы посыпались, когда шкипер выгрузил на причал два небольших чемодана.
Я нахмурился. Чемоданы слишком маленькие для длительного пребывания.
Эстель тихо спросила:
— Это ведь не возвращение домой, да?
Пиппа напряглась.
— Я... это просто...
— Мы приехали на неделю, — вмешалась Джоанна. — Начались школьные каникулы, и я спросила, не хочет ли Пиппа куда-нибудь поехать. Я предложила навестить вас.
Мне хотелось ненавидеть эту женщину за то, что она отняла у меня приемного ребенка, но я чувствовал только благодарность.
— Спасибо. Вы очень добры.
— Я не могу вернуться навсегда, Гэл. — Пиппа окинула взглядом остров, украшенный совершенно по-новому. — Но я хочу поговорить с братом и сделать все возможное, чтобы забыть о том, что здесь произошло.
Джоанна подошла ближе к Эстель.
— Ее психотерапевт сказал, что это поможет.
Психотерапевт?
Бедному ребенку пришлось хуже, чем мы думали.
Но сейчас она здесь.
Это первый шаг к выздоровлению.
Отбросив свои опасения, я превратился в гостеприимного хозяина. Взяв их чемоданы, я поклонился.
— Что ж, наш дом — ваш дом. Вам рады в любое время, вы же знаете.
Пиппа улыбнулась, ее взгляд переместился на живот Эстель.
— Вижу, вы забыли упомянуть о ребенке номер два в нашем последнем телефонном разговоре.
Эстель подала Пиппе руку, когда та выбиралась из лодки. Они обнялись.
— Мы не знали, чем можно поделиться. Мы не знали, причинит тебе это боль или нет. — Она поцеловала девочку в щеку. — Но теперь, когда ты здесь, нам нужно очень много наверстать.
— Вижу. — Пиппа повернулась лицом к нашему дому. Остекление придавало загадочности и навевало истории, несмотря на то, что было новым.
Этим стенам было известно, что мы здесь пережили. Они знали, как много эта земля для нас значит.
Мы терпели поражение, выигрывали, радовались и несли потери.
У нас не было второго шанса с Коннором.
Однако Пиппа вернулась.
Когда-нибудь она сможет навещать его, не испытывая безумной боли.
Однажды она сможет попрощаться с горем.
И пока этот день не настанет, я буду рядом с ней.
И я не собираюсь терять ни минуты.
— Пойдем, Пиппи. — Я обхватил рукой ее стройные плечи. — Пора домой.
…
ТРИ ГОДА СПУСТЯ
Учитывая, что при крушении мы не имели ни опыта, ни знаний, ни надежды на выживание, кроме чистой решимости, у нас с Эстель все получилось не так уж плохо.
Мы не только выжили, но и преуспели.
Мы создали жизнь.
Потеряли жизнь.
И многое узнали о жизни.
И жизнь чуть не убила нас.
Но мы победили.
Мы победили так триумфально, что я никогда не был так счастлив, спокоен, уверен в своем месте, как здесь, на нашем пляже.
Как только правительство ФиГэл согласилось сдать остров в аренду, мы официально дали ему название.
«Yanuyanu ni le Vitu na Vonu» (прим. пер.: Yanuyanu ni le Vitu na Vonu (фиГэлйский) — Остров семи черепах).
Остров семи черепах.
Сокращенно — Vitu na Vonu.
Прибыло семь человек.
Родилась одна душа.
Погиб один сын.
Осталось четыре человека.
И трое вернулись.
Первые несколько месяцев под звездами были лучшими ночами в моей жизни. Мы сбросили городскую одежду и ходили полуобнаженными. Мы ловили рыбу. Разжигали костер (мухлевали с зажигалкой, чтобы не повредить мои новые очки) и проводили дни, вспоминая плохие, хорошие и грустные времена.
Мы наконец-то смогли закончить скорбеть по Коннору. По Пиппе. По друг другу. Примирились с тем, что приобрели и потеряли.
По мере того как месяцы сменялись годами, я часто возвращался на материк, нанимая местных рабочих для создания инфраструктуры, необходимой для обеспечения нашей безопасности на многие десятилетия вперед.
Коко перестала быть ворчливой и раздражительной и превратилась в замечательного, отзывчивого ребенка. По мере своего взросления — четыре, потом пять, а теперь и шесть дней рождения, она все больше вливалась в фиГэлйскую жизнь и культуру. Она бы не вписалась в каменные джунгли города. И я переживал по этому поводу. Но с другой стороны... кого это волновало?