От волнения меня прошибла испарина, но ветеран продолжал как ни в чем не бывало.
— Отдыхайте, отдыхайте, — приговаривал он, вглядываясь в лицо мистера Нортона. — Все часы переведены назад, а внизу бесчинствуют разрушительные силы. Они могут внезапно осознать, что вы собой представляете, и тогда я ломаного гроша не дам за вашу жизнь. Вас с легкостью вычеркнут, продырявят, утилизируют, превратят в пресловутый магнит, что притягивает всяких чокнутых. И как вы поступите в такой ситуации? Этих людей не подкупишь, и, пока Суперкарго лежит, словно забитый бычок, для них нет ничего святого. Одни скажут: вы мудрый белый отец, а другие — линчеватель душ, но ваше появление в «Золотом дне» сразило наповал всех без исключения.
— О чем вы ведете речь? — спросил я, а про себя переспрашивал: «Линчеватель?»
Да у него закидоны похлеще, чем у завсегдатаев, оставшихся внизу. Я не осмелился поднять глаза на мистера Нортона, когда тот стоном выразил свое несогласие.
Ветеран нахмурился.
— Справиться с данной проблемой я могу лишь при помощи уклонения от нее же. Дурацкое положение: руки, с любовью натренированные владеть скальпелем, теперь жаждут праздности. Я вернулся спасать жизни, но оказался не у дел. Ночью десяток мужчин в масках вывезли меня из города и выпороли кнутами за то, что я сохранил человеку жизнь. Меня опустили на самое дно лишь за мои навыки и веру в то, что знания позволят мне снискать уважение — не деньги, слышите, а уважение — и помочь другим.
Тут он внезапно перевел взгляд на меня.
— Теперь ты понимаешь?
— Что? — спросил я.
— Что слышал!
— Не знаю.
— Почему?
— По-моему, нам действительно пора ехать, — сказал я.
— Вот видите. — Он повернулся к мистеру Нортону. — Глаза и уши на месте, африканский нос с раздутыми ноздрями, но он не в силах понять простейшие факты жизни. Понять. Понять? Нет, ситуация еще хуже. Органы осязания его не подводят, но он просто не включает мозг. Все бессмысленно. Он вкушает, но не переваривает. Он просто… Боже! Только посмотрите! Живой труп! Юнец научился подавлять не только эмоции, но и саму человечность. Его уже не прошибить, он настоящее воплощение Отрицания, ваши мечты сбылись, сэр! Механический человек!
На лице мистера Нортона читалось изумление.
— Объясните мне, — с внезапным спокойствием произнес ветеран. — Чем вас привлекает колледж, мистер Нортон?
— В его стенах я следую уготованной мне миссии, — неуверенно ответил мистер Нортон. — Я верил и продолжаю верить, что ваш народ каким-то чрезвычайно важным образом связан с моим предназначением.
— А что вы понимаете под предназначением? — поинтересовался ветеран.
— Как что: предназначение — это, конечно, достижение успеха в сфере моей деятельности.
— Понимаю. А можете ли вы увидеть свой успех?
— Ну конечно могу, — с возмущением в голосе отреагировал мистер Нортон. — Я вижу свой успех всякий раз, когда посещаю кампус.
— Кампус? При чем тут кампус?
— Там куется мой успех, выполняется мое предназначение.
Ветеран залился смехом.
— Кампус — какое потрясающее предназначение!
Он вскочил и зашагал по узкой комнате, не прекращая смеяться. И так же резко остановился.
— Вряд ли вы поймете, но сегодня ваш приезд в «Золотой день» вместе с этим юношей оказался очень кстати, — заявил ветеран.
— Я здесь только из-за плохого самочувствия… Правильнее сказать, что юноша привез меня сюда по собственной инициативе, — заметил мистер Нортон.
— Конечно, но тем не менее вы здесь, и это очень удачно.
— Что вы имеете в виду? — уже с раздражением спросил мистер Нортон.
— И дитя будет водить их, — улыбнулся ветеран. — Но, кажется, вы оба действительно неверно расцениваете ситуацию. Вы не видите, не слышите, не чуете правды происходящего, а еще говорите о каком-то предназначении! Классика жанра! А этот мальчик за рулем машины: его вскормила сама наша земля, но видит он еще меньше вашего. Бедные слепцы, никто из вас не понимает другого. Для вас он всего лишь галочка в списке достижений, вещь, не взрослый, не ребенок, а так, бесформенный черный объект. А вы со всеми вашими возможностями для него не человек, но Бог, великая сила…
Мистер Нортон резко встал.
— Пойдемте, молодой человек, — гневно призвал он меня.