О том, как никто не вернулся ко мне из-за той запертой двери, и я осталась одна.
О том, как сердобольная соседка взяла меня за руку и повела в город – в место, где мне помогут и дадут работу, сказала она. О том, как я, по счастью, быстро сообразила, что в этом доме, стены которого были увешаны зеркалами и затянуты алым плюшем, я найду всё, что угодно, но только не помощь. Как укусила её за руку и убежала прежде, чем меня догнали.
О том, как вернулась в свой дом – а его уже вовсю обживала дочка той самой сердобольной соседки, со своими тремя детьми и пропойцей-мужем.
О том, как скиталась по городским улицам, словно затравленный зверёк, как спала под мостом, как нанималась на самую трудную чёрную работу – судомойкой, прачкой, дворничихой в городском парке… Работала за корку чёрного хлеба, за крышу над головой. Не знаю, что помогло мне выжить и не сломаться – наверное, понимание того, что я не имею права предать память родителей и обесценить жертвы, на которые они пошли ради меня.
О том, как на последние деньги купила одежду поприличнее и наврала на отборе служанок для принцессы с три короба, лишь бы взяли. И во время собеседования больше всего боялась, что из-под подола выглянут носки моих стоптанных вусмерть башмаков…
Невидимка молчал, как всегда. Но я была благодарна ему за это молчание. За нежность рук, гладивших меня по волосам и то, как терпеливо он стоял, не шевелясь, в то время как я старательно мочила его рубашку.
А потом мы вместе собирали раскатившиеся по разным углам фрукты. Потом мыли остатками воды из кувшина. А потом долго их ели. Вернее, я ела, а Невидимка сидел на кровати напротив меня и всякий раз, как я пыталась заявить, что уже наелась, и начинала уговаривать его взять хоть одну штучку, затыкал мне рот очередным абрикосом.
Потом битый час ломала голову над тем, куда деть все эти косточки и шкурки – и мой таарнец решил проблему самым изящным способом, забросив весь мусор через открытое окно куда-то в сад. Утешало меня в этом возмутительном безобразии лишь то, что я-то заперта в комнате, все это знают и на меня точно никто не подумает.
Потом мы долго болтали о всяких пустяках – ну то есть я вспоминала смешные истории из нашей с девчонками дворцовой жизни, забавные глупости и проказы, хохотала до боли в животе, а Невидимка лежал рядом, накрыв голову подушкой и всем своим видом демонстрируя, что я его окончательно свела с ума своей болтовнёй.
Но всё-таки он так никуда и не ушёл. И я гнала от себя мысли о том, что со мной будет, когда уйдёт.
Незаметно сгустились сумерки. Выплыла из-за томных туч удивительно красивая луна, бросила на пол серебро вперемешку с тенями. Дворец погружался в сон, и только стражники за окном временами лениво перекрикивались на смене караула.
После долгих уговоров Невидимки отвернуться, я спряталась за дверцу шкафа и быстро переоделась в свою добротную и тёплую ночную рубашку. Сгорая от стыда, утешила себя тем, что она мало чем отличается от повседневного платья, кроме белого цвета и более тонкой ткани. Я ж не Кармелла, которая не только уши всем прожужжала, какую кружевную фривольную тряпочку купила на ярмарке, так ещё и в кухню притащила хвастаться.
Свернулась клубком на своей половинке кровати, подтянула край одеяла к самому носу, и долго прислушивалась к ровному дыханию позади. Невидимка не спал. Он просто лежал неподвижно и о чём-то сосредоточенно думал.
Наконец, дрёма окутала меня, смежила веки, перепутала мысли. Перед мысленным взором снова проносились в беспорядочном танце воспоминания сегодняшнего дня – такого странного, но такого необходимого мне. Как будто плотина в душе прорвалась и мутные потоки утекли в землю, очистив, наконец, реку.
Я глубоко и прерывисто втянула в себя свежий ночной воздух, стелящийся по комнате из приоткрытого окна, окончательно успокаиваясь. А потом тихонько подвинулась ближе к середине кровати. Осторожно и незаметно. Просто чтобы снова почувствовать тепло. Ну и пусть дурацкий меч своей гардой впивается под рёбра – перетерплю как-нибудь…
Невидимка за моей спиной вздохнул, выдернул меч из-под меня и швырнул на пол с тихим стуком. Притянул к себе спиной, крепко-накрепко обнял, уткнулся носом куда-то под ухо и стал усиленно делать вид, что спит. Я сделала вид, что поверила. Но даже засыпая, чувствовала, что ему не дают покоя какие-то тяжёлые думы.
Мысленно потянулась к нему и незримо коснулась лба, забрала тревоги. Напряжённые мышцы обнимающих меня рук постепенно расслабились. Нас накрыл глубокий спокойный сон – один на двоих, как и наша украденная у судьбы нечаянная нежность.