Второй удар обрушился на нас практически незамедлительно. Застрелился командир противотанкового батальона, входившего в состав дивизии. Он был моим другом. Он был неоднократно награжден в ходе Первой мировой войны, а во время Второй мировой войны отличился в ходе кампаний во Франции, в Греции и в России. За 10 лет, проведенных мною на войне, я встречал очень мало людей, практически лишенных чувства страха. Он был одним из них. Он любил опасность. Он был неустрашим. Он умел прекрасно планировать операции и неустанно заботился о благополучии своих людей. Однажды случилось так, что он попросил у своих друзей в Бухаресте в долг румынские деньги, а вернул его немецкими деньгами. Это считалось валютной операцией. С формальной точки зрения солдат находился на иностранной территории. Однако подобный обмен выглядел просто смехотворно. Вероятно, вся эта история могла закончиться даже без дисциплинарного взыскания, которое командир дивизии, бывший в данном случае высшей судебной инстанцией, мог наложить. Но было еще одно обстоятельство. В течение нескольких месяцев один лейтенант, служивший в штабе соединения, которым командовал мой друг, записывал высказывания майора, которые он позволял себе относительно нацистского режима. Свои записи лейтенант направил одному из высших партийных руководителей в Германию, и обратно они вернулись в дивизию уже по официальным каналам. Майору грозило разжалование и отправка в штрафную часть в качестве рядового. Ему уже исполнилось 45 лет, и он прожил свою жизнь честно. Поэтому он решил застрелиться. Согласно правилам, во время похорон таким лицам было запрещено отдавать воинские почести, более того, даже капеллану не разрешалось произносить речи на могиле. Однако генерал дал великодушное разрешение провести почетные похороны.
Один человек, служивший начальником медицинской части в том соединении, которым командовал майор, и который многим был ему обязан, отказался присутствовать на похоронах. Он принадлежал – как мы неожиданно для себя узнали – к «другим». Система доносительства опутала армию. Человек, который несколько позднее довел эту систему до совершенства, был ранен во время попытки покушения 20 июля и умер от ран.
Могила располагалась в уединенном месте на вершине одного из холмов близ устья Буга. Солдаты из противотанкового подразделения водрузили на могилу каменную стелу, которую они нашли вдали от этого места, и украсили ее надгробной эпитафией. Ниже по течению реки были видны руины Ольвии, древнегреческого города. Ветры, которые дули над могилой, прилетали с берегов Волги или с побережья Малой Азии. Они приносили с собой насыщенный аромат степи или же далекий соленый привкус моря. Под этим камнем лежат не просто бренные останки старого солдата. Здесь также покоятся мужество и благородство.
Глава 8 Глаз циклопа
Географы нарисовали условную линию, протянувшуюся от северо-восточного угла Каспийского моря вдоль реки Урал к южным окончаниям Уральских гор, и назвали ее границей между Европой и Азией. Но эта граница проходит также и в душах людей. Петр Великий был европейцем; Владимир Ульянов (Ленин) – азиатом.
Ветер, который приносит дождь в ногайскую степь, прилетает из Азии. Этот ветер дует с моря – ветер, который надувает паруса, вздымает большие волны и швыряет их на пустынный берег; этот ветер дует в течение многих недель; этот ветер выдувает душу из тела.
Осенняя степь: ее пустота не поддается описанию; человеку, который ее никогда не видел, ее трудно себе представить. По ней перекатываются только шары высохшей травы, которые без конца гоняются друг за другом по коричневой, выжженной солнцем земле, которая весной представляла собой море цветов. Степные шары имеют округлую форму; это вырванные из земли с корнем кусты травы – перекатиполе, несущиеся сотни километров по пустынным пространствам немыслимыми зигзагами, иногда группами, иногда поодиночке, а затем снова группами, подобно игрокам в какой-то чудовищной и немыслимой игре.
Даже эта земля – земля ссыльных и заключенных – не полностью позабыта Богом. Позднее, в ноябре, перед тем как выпал снег, случилось чудо: однажды утром вся степь окрасилась в зеленый цвет, это пустила ростки свежая травка. Если вы совершите прогулку по этой твердой земле, вы сможете найти здесь и там зеленые пятна, все остальные цвета исчезают, подобно воде перед Танталом. Однако оглядитесь вокруг и обратите свой пытливый взор на линию горизонта, которая блестит подобно изумруду – самому драгоценному из всех драгоценных камней. Именно за эту неброскую красоту, за это чувство бесконечности пространства и извечной простоты, именно за все это мы и полюбили степь за те несколько лет, которые провели в ней. И когда расстались с ней, то испытывали чувство тоски даже по степным ветрам.