Это были и дряхлые старушенции, и совсем молодые люди. Они вызывали ужас речами о конце света и новом пришествии Господа на землю. Они завывали о муках, которые ждут грешников, и скрежетали о загробной жизни.
Бабуля, моя современная и эксцентричная бабуля Вера, что и дня не могла прожить без какой-нибудь сногсшибательной выходки, в один день полностью обновила свой пёстрый гардероб на тусклые, ничего не выражающие тряпки, выбросила в мусор косметику и парфюмерию, разорвала отношения с друзьями и зажила аскетической жизнью.
Книги из домашней библиотеки она передала в университетскую, сама же довольствовалась Библией и религиозными изданиями. В её доме поселились холод, серость, пустота и неуютность.
Бабуля стала чужой, отстранённой и непонятной старой женщиной, что полностью отдалилась от семьи, редко заходила в гости, да и то чаще для того, чтобы, как она выражалась, «направить непрозревших на путь истинный».
Больше всех её нападкам подвергалась я: бабуля вдруг увидела в моих странностях «печать дьявола» и призывала меня «очиститься от грехов и покаяться».
Однажды, когда бабулины слова довели меня до слёз, отец решительно выгнал её из нашего дома. Мама долго переживала, пыталась переубедить старуху воспоминаниями и рассказами, какой она была раньше. Но Вероника Андреевна ничего не хотела слышать. Считала, что в ней сидел бес, она понесла наказание, раскаялась и больше ничего не хочет ни помнить, ни знать о прошлой грешной жизни. В конце концов, мама сдалась.
Никто не догадывался, что в глубине души я безмерно страдала, уязвлённая и раненая в самое сердце. Иногда, взвешивая все «за» и «против», пытаясь беспристрастно анализировать, смутно понимала, что именно я вылечила бабулю и именно по моей вине она стала такой. Но у меня не было уверенности в правильности своих выводов. И поэтому сомнения ещё долго терзали душу.
В шестнадцать я окончила школу и поступила в университет, твёрдо решив стать психологом. В то время я уже была совершенно зрелой, серьёзной девицей.
Метр семьдесят пять, смуглая, худая и длинноногая. Штейновские жгуче-чёрные глаза с густыми ресницами. Изогнутыми, длинными бровями я походила на Анастасию. Волосы, которые не стригли по её же приказу, немного не доходили до мягкого места, немного худощавого, но имеющего вполне женственную форму «сердечком» Я любила носить джинсы и затягивать волосы штейновским узлом «от Анастасии».
Мои способности не тяготили, я воспринимала их как должное, как неотъемлемую часть собственного «я». Подрастая, научилась скрывать свои чувства и настроения. Это окончательно успокоило маму, которая вздохнула облегчённо, радуясь, что её девочка наконец-то стала «нормальной».
Учёба в университете ознаменовалась откровением: на меня обрушилось повышенное внимание со стороны противоположного пола. Юнцы, с просвечивающимися насквозь, как на рентгеновском аппарате, мыслями и желаниями, только смешили меня. Волнение плоти тогда было мне чуждо, и я вежливо отвергала любые попытки ухаживаний, хотя несколько раз ради эксперимента (дань прошлым взглядам бабули Веры) пробовала целоваться с разными парнями.
Поцелуи, так красочно описанные в столь любимых когда-то бабулей любовных романах, совершенно не походили на книжные штампы. Никаких тебе «искр», «жарких волн», «всепоглощающей страсти». Хотя, как и любая девчонка, я мечтала встретить принца своей мечты. Но я не нуждалась в смазливых лицах и идеальных фигурах. Я заглядывала вглубь, а там чаще всего царила пустота.
Летели годы. Я настойчиво училась. Учёба, как и в школе, давалась легко, но к занятиям я относилась серьёзно, потому что психология по-настоящему меня увлекала.
Мои способности с годами не только не уменьшились, а наоборот, приобрели стабильность и некоторую упорядоченность. Если раньше я действовала, поддаваясь порыву, импульсу, то теперь многое обрело определённый порядок и смысл.
Я не лезла, как раньше, в чужие мысли ради интереса. Этические нормы и принципы свели на «нет» желание покопаться в чьей-то голове. Теперь я больше пользовалась развитой наблюдательностью, которая помогала мне глубже узнавать психологию человеческой души.
Со временем я перестала сторониться людей. Отдельный мирок стал узок, и поэтому я открыла для себя радость общения со сверстниками, интересными людьми. У меня появилась подруга, которой я могла довериться, поделиться мыслями. Она понимала меня, между нами возникла близость, которая мне, запечатанной почти всю свою сознательную жизнь в своём личном мире, была в диковинку и одновременно в радость.