– Нам бы не помешал десяток Майклов, – пробормотала я, когда мы подъехали к клинике.
Нас атаковали, я не прислушивалась, что говорил Антоний Евграфович: шла, намертво приклеившись к спине Майкла, и старалась не поднимать взгляд.
Внутрь влетела как пробка и перевела дух. Мы поднялись в палату Линды. Следом шествовал медперсонал. Кто-то что-то говорил, спрашивал, но я предпочитала отмалчиваться.
Линда была в сознании. На это можно смотреть вечно. На засиявшее личико девушки, на любовь в глазах и движениях Антония Евграфовича. На соединение маленькой ладошки и корявых узловатых пальцев старика. На то, как малышка нежно гладила дедовы белые усики, а он целовал её пальчики.
Я почувствовала, как готовы пролиться слёзы, но сдержалась. Вскоре вспомнили и обо мне: обнимали и благодарили. Я подумала: наверное, это красиво, когда блондинка, брюнетка и седой господин соединяют вместе головы. И только Майкл стоял изваянием в позе Рембо, скрестив мощные руки на груди. Не шевелясь, хотя Линда делала робкие попытки привлечь его внимание. Шофёр только отрицательно покачал головой.
– Я помогу тебе выздороветь поскорее, – сказала, когда эмоции улеглись. – Доверься мне.
Она не боялась, смотрела на меня чистыми глазами и верила. Я провела рукой по её лицу, погружая в сон.
– Главное – не пугайтесь, – попросила Антония Евграфовича. – Даже если что-то покажется странным.
Но старик только усмехнулся:
– Что меня может испугать? Работай, девочка, спокойно. Никто тебе не помешает.
Я повернулась к Линде и легко пробежалась пальцами по её телу. Вдохнула полной грудью: как хорошо и спокойно. Я заживляла сшитые сосуды, проверяла функции всех пострадавших внутренних органов. Теперь мои действия были более уверенными, более точными и эффективными. Процесс заживления шёл быстрее: я уже не шла наугад, не действовала вслепую, а двигалась к цели с внутренней уверенностью во всём, что делала.
Конечно, это не чудодейственное исцеление, когда мгновенно исчезают все хвори, но боль уходила, притуплялась, а я думала о том, что если буду развивать дар, то смогу помогать ещё быстрее.
После работы с внутренними органами переключилась на мышечную ткань и с удовлетворением отметила, что заживление внешних ран удаётся мне куда лучше. Я ощущала, как закрываются под бинтами страшные раны, бледнеют края повреждённых тканей.
Я провела несколько раз рукой по лицу девушки и улыбнулась: мелкие порезы практически исчезали. Засохшая мёртвая корка слущивалась под моими пальцами. Рваная рана на скуле превратилась в ярко-розовую ниточку. Я верила: со временем от неё не останется и следа.
С костями дело пошло туго, но я терпеливо проверила, нет ли смещений и попыталась хотя бы начать постепенную регенерацию и подтолкнуть процесс сращения.
Устало опустила руки.
– На сегодня хватит. Остались только кости. Но не всё сразу. Теперь домой, отдыхать. Думаю, Линду скоро можно будет забрать домой.
На улице нас опять поджидали, хотя в клинике мы проторчали несколько часов. Кое-как удалось добраться до машины.
Назад ехали молча, хотя поначалу Антоний Евграфович порывался поговорить, но, увидев моё усталое лицо, махнул рукой.
К слову, меня уже не так шатало, как в первый раз. Видимо, организм умел подстраиваться под необычные нагрузки.
Меня покормили, а затем я упала часа на три – уснула, свернувшись калачиком на большой кровати.
Видимо, всё в этом доме подчинялось негласной воле хозяина. Не успела я проснуться, как тут же об этом знал весь дом. Такая гиперопека смешила.
Антоний Евграфович выглядел бодро и словно помолодел. Мы встретились в уютной гостиной, куда меня торжественно препроводила всё та же милая Стефани.
– Наконец-то мы сможем спокойно поговорить, – обрадовался старик. – Сложно выразить, что я чувствую. Это не просто благодарность, а что-то гораздо большее. И мне бы не хотелось, чтобы ты быстро исчезла из нашей жизни. Знаю, тебя ждёт работа, дом и прочие заботы, но, может, ты побудешь с нами, погостишь? Это эгоизм, но так хочется побыть с тобой рядом. Познакомить с членами семьи.