– Она часто забывает: мы все, кроме неё, – тоже русские. Пусть и с разбавленной кровью. Если честно, я часто нарушаю незыблемые правила, чтобы позлить Сюзанну. Ничего не могу с собой поделать.
Меня коробила привычка называть родителей по имени. Тем более, что Стив делал это намеренно.
– Ты всё ещё мальчишка, если до сих пор забавляешься мелкими пакостями.
Стив передёрнул плечами:
– Это рефлекс. Дурная привычка. Я бы хотел относиться к Сюзанне терпимее, но не получается. Она так и не смирилась, что я калека. Во мне воплотилось вырождение нации.
– Ничего не понимаю. Ты же её сын.
Хотелось возражать, приводить какие-то аргументы. Какое-то кривое зеркало.
– Ну и что? – скривил губы Стив. – Она ненавидит всё несовершенное. У неё собственные строгие стандарты в жизни. Я в них никогда не вписывался. Однажды я ей на зло сказал, что гей. Она не удивилась. Что ещё можно ожидать от такого отброса, как я? С тех пор её отношение ко мне – подчёркнуто брезгливое.
– В таком случае, она должна ненавидеть и Джоан. Правда, особой любви я не заметила, но и отвращения, по крайней мере, тоже.
Стив накрутил на палец прядь своих волос.
– Джоан – особый случай. Всегда примерная девочка с ясными глазами. Сверкающая, как начищенный до блеска пенни. Правильные манеры, ухоженные руки, тихий голос, подтянутый до хребта живот.
Я не знаю, что там случилось на самом деле. Ей двадцать четыре. Шесть лет назад блистательная Джоан, гордость семьи, собиралась выходить замуж. Выгодно, естественно. А за неделю до свадьбы она исчезла из дома.
Скандал, полиция на ушах. Джоан так и не нашли. Сочли её мёртвой, отслужили панихиду. А полтора года назад, как гром среди ясного неба, сестрица явилась к отчему порогу. Скромно одетая, пришибленная, на последних месяцах беременности.
Не знаю почему, но мать её не оттолкнула. По теории вероятности, она должна была захлопнуть дверь перед её носом и заявить, что дочь мертва, а это – наглая самозванка. Сюзанна этого не сделала. Но она не радовалась её возвращению, я точно знаю.
Что уж там не сработало в её идеально тикающем механизме – неизвестно. Джоан приняли назад в лоно семьи. Её ребёнок умер, не прожив и часа. Да у него и не было шанса выжить. Джо всё время ходила под кайфом. Скорее всего, она и не поняла, что была беременна.
Мать пыталась лечить её, только Джоан не выдерживала ни одного курса лечения, убегала и снова садилась на иглу.
Я зябко поёжилась и обхватила плечи руками.
– Это страшно.
– Чертовски интересно, чем таким она держит Сюзанну в узде. Деньги на наркотики даёт ей она. Причём безропотно. На днях они с отцом скандалили. Он упрекал Сюзанну в том, что она потакает её прихотям вместо того, чтобы лечить. И что, дескать, это совсем не похоже на неё.
Голову сломал над этим ребусом. Проще всего – поболтать по душам с сестрой, но мать её охраняет, как коршун. Джо почти никогда не остаётся одна. Но что-то мучает её, я вижу.
Вчерашний вечер тому пример. Что-то я не замечал за сестрой сентиментальности при прослушивании музыки. Но, в общем, я плохо её знаю. Она сама в себе. Замкнутая, тихая. Я её недолюбливал в детстве. Мне казалось, она – копия Сюзанны и станет такой же холодной жабой. Но, наверное, я проморгал что-то важное.
Вчерашняя истерика как-то связана с тобой. Сюзанна, правда, не особо скрывала своей неприязни к тебе. Наверное, это связано с фондом, который загорелся основать дедушка Энтони.
Из него летят слова, как брызги из решета. Смутно понимаю: не со всеми этот бледнолицый брат настолько словоохотлив. Скорее наоборот. На мою же голову он выворачивал тайны, как бельё из переполненных корзин.
– А фонд тут причём?
Стив иронично улыбается и вздыхает:
– Ты и впрямь святая, Мария, – он склоняет ко мне голову и, глядя прямо в глаза, отчётливо произносит: – Деньги, Мария. Много денег. Они достались бы семье, а теперь уйдут безвозвратно. Да ещё в дикую страну. Сюзанна очень любит деньги. Это её бог. А потому она встревожена. Мало того, что часть наследства отойдёт маленькой оборванке Линде, так тут ещё и замаячил призрак благотворительного фонда. Она взвинчена сейчас до предела.