– Маленькой оборванке?
Стив горбит плечи, засовывает ладони между колен. Лопатки выступают, как недоразвитые крылья. В такой позе он похож на падшего ангела.
– И дядя Этан, и Линда всегда считались оборванцами. Не бедными родственниками, нет, а самозванцами с большой дороги. А дедушка – выживший из ума филантроп, подбирающий всех бродяжек. Дядя Этан – копия деда Энтони, но для родителей он чужой. Чужой, не имеющий отношения к семье человек. Отец и так его не очень любил, но основные стычки начались, когда он женился на Сюзанне.
Я потёрла виски пальцами.
– Ты не преувеличиваешь? В голове не укладывается.
Стив дёрнул бровью и ухмыльнулся:
– Думаешь, сидит сейчас перед тобой нечто злобное, ядовитое и брызжет ядом? Детский максимализм я уже пережил, когда считал, что никто не любит, не понимает, игнорирует. Мне незачем наговаривать. Немного времени – и сама всё поймёшь. Кстати, Майлз уже звонил. Хочет присоединиться к нашей поездке в клинику. Берегись, мышка, кот вышел на тропу любви.
– Ты неисправим, – он умел вызывать улыбку – высекал, как заправский охотник искру из огнива. – Майлз просто хочет навестить Линду.
– Угу. Он неплохо относится к малышке, но поездка в клинику – это чересчур. Скажу по секрету: Майлз жутко боится больниц, смерти, крови и подобных прелестей. Это, так сказать, дискомфорт его личности. Он помешан на сексе, но, будь уверена, никогда не прыгнет в постель с первой попавшейся девчонкой. Сами разговоры о СПИДе, венерических болезнях доводят его до истерически-обморочных состояний. Он гоночный маньяк, но вид сломанных конечностей и травм способны на какое-то время остудить его пыл. Ненадолго. Он водит машину как чёртов бог.
Я покачала головой. Стив артистично схватился за сердце:
– Не веришь? Думаешь, такой спортивный, сильный, знающий себе цену Майлз не умеет катать истерики? А ты проверь, намекни, что переболела заразной болезнью, и он сразу отстанет от тебя, – Стив прищёлкнул пальцами. – Хотя нет, не отстанет. Предпочтёт тщательно предохраняться.
– Всё, прекрати, – прервала я его словоизлияния. – Мне неинтересно, как будет предохраняться Майлз. Я не собираюсь ложиться с ним в постель.
– Не хочешь испытать самое увлекательное сексуальное приключение? – Стив изогнул изящную бровь. – Мой брат в постели – виртуоз, маэстро.
– И откуда ты только всё знаешь?
Он развалился в кресле и забавлялся вовсю. Хотелось щёлкнуть его по носу, чтобы успокоился.
– Да его подружки держат меня за ночной горшок. Я для них вроде падре, что исповедует и отпускает грехи. Им не приходит в голову принимать меня всерьёз. Бесполая удобная жилетка, по которой можно размазывать сопли.
– По-моему, мы заболтались.
– Да-да. Я понял. Дедушка с утра уехал по делам и наказал тебя развлекать. Вот я и стараюсь. Как только он вернётся, мы поедем в клинику.
Такие разговоры нужно разрушать радикально – сворачивать им шеи, как курам.
– Что у тебя с ногой?
По лицу Стива пробегает судорога. Сжимаются челюсти. Глаза смотрят в пространство – зло и упрямо.
– Лучше говорить о сексе, – рубит слова, как брёвна.
– Животрепещущая тема закрыта. Отвечай на вопрос.
Стив поднимается с кресла и, хромая, подходит к окну.
– Лучше поговорим о погоде.
– Нет.
Он оборачивается стремительно, волосы жёстко хлещут его по щекам. В гневе он тоже красив.
– Тебе никто не говорил, что нельзя давить людей, словно танк? Надо иметь хотя бы примитивные понятия о такте.
Я встала и осторожно накрыла плечо юноши ладонью.
– А тебе не приходила в голову мысль, что я могу помочь?
Плечо Стива каменеет, хотя он и без того – сплошные натянутые мускулы; глаза упрямо смотрят мимо меня.
– Мне, Мария, не поможет уже никто.
– А почему ты зовёшь меня Марией?
Он слегка оттаивает и пожимает плечом, на котором всё ещё лежит моя рука.
– Не знаю. Само как-то получилось. Может, после вчерашней «Аве, Мария». Ты так прославляла эту деву. Её образ почему-то слился с твоим. Да и у других, наверное, тоже.