* * *
Возле дома толпились репортёры. Я вспомнила, с каким раздражением Антоний Евграфович показывал мне кучу газет. Он купил их утром, когда ездил по делам. На первых полосах мелькали заголовки: «Целительница или шарлатанка?», «Неприкосновенная» и прочая бессмыслица. Я сказала тогда, что сенсация скоро потеряет новизну и все успокоятся.
Мы опоздали к обеду: визит в клинику занял больше времени, чем я рассчитывала. Мы проголодались и с удовольствием чревоугодничали.
После обеда захотелось прогуляться в саду: день стоял тёплый и солнечный, а я так мало бывала на свежем воздухе.
Майлз тут же с готовностью согласился меня сопровождать. Стив всем видом как бы говорил: «Я же предупреждал!», но не стал делать замечания и отпускать комментарии вслед. И за нами тоже не пошёл. Ему хотелось побыть наедине с мыслями.
– Как хорошо! – сорвался с губ возглас восхищения, как только мы спустились в сад.
Майлз взял меня за руку и не спеша повёл по дорожке.
– Люблю, когда женщины умеют радоваться малому: солнцу, хорошей погоде. Это говорит об оптимизме вашей натуры, Марина.
Я с интересом посмотрела на своего спутника.
– А какова ваша натура, Майлз?
У Совершенства прекрасно всё: жесты, улыбка. Вот он поводит плечом, а вот улыбка рождается на губах, ползёт по лицу, зажигая глаза.
– Как-то не задумывался. Больше нравится смеяться, чем грустить. Но я не так подвержен частым сменам настроения, в отличие от Джоан или Стивена. Немного по-другому скроен.
О, да. Видно без увеличительного стекла: абсолютно другой материал если не по качеству, то по ряду нюансов – точно.
– У каждого из нас есть причины для своеобразного поведения, – вещает мистер Идеальный Профиль, – Стив страдает из-за увечья, Джоан… прежней она нравилась мне больше, но я по-своему люблю обоих. Это может показаться странным, только брат и сестра мне ближе родителей. Отца уважаю, а мама… – Майлз морщится, как от зубной боли. – Я иногда думаю, что она могла бы проявлять больше любви ко всем своим детям, а не только ко мне. Не подумайте ничего дурного, но часто вижу, что она следует за мной, словно тень. Её чрезмерная опёка раздражает. И эта её одержимость женить меня во что бы то ни стало, доводит до белого каления. Я не знаю, куда деваться от толпы девиц, которых она прочит мне в жёны.
Я сорвала едва распустившиеся клейкие листочки цветущей яблони, растёрла их в пальцах и с удовольствием вдохнула свежий запах.
– Почему вам так отвратительна женитьба? Насколько я поняла, против женщин вообще вы не имеете ничего против?
Майлз осторожно приобнял меня за плечи. Я не стала сбрасывать его руку, хотя жест показался несколько фамильярным для двух чужих людей.
– Женитьба не вызывает отвращения. Но как бы вам объяснить? Я не чувствую себя готовым к столь решительному шагу. Может, в душе я немного романтик. Хочется, чтобы брак заключался не по расчёту, а по любви. Раз и навсегда.
Как-то высокие слова не вязались с его образом. Хотелось выпучить глаза и воскликнуть: «Не верю!», но я сдержалась. Я не знала этого человека. Почему бы не дать ему высказаться?
– Я не равнодушен к женщинам, вы правы, но не встретил той единственной, которая будет любить не мою внешность и чековую книжку, а меня. Девушки же, которых подсовывает мать, милые, культурные, воспитанные, чувственные, но слишком пресыщенные, что ли. Их влекут разные мотивы, но как личность я мало значу для них. Вы меня понимаете?
Интересно, он игрок? Тот, что ставит на чёрное или красное? Хладнокровно смотрит в карты и правильно просчитывает ходы? Я не чувствовала в нём откровенной фальши, но плейбой, что мечтает о любви и понимании? Ему даже не слегка за двадцать, как Стиву, а немного не тридцать. Хорошо отшлифованное лукавство? Непонятная игра? Я не могла разобраться.
– Я понимаю, – не моргнула глазом, – Но тогда, на мой взгляд, избранницу вам стоит искать не в вашем кругу.
Мужчина удручённо вздохнул:
– Мама ни за что не согласится на мезальянс.
Ах, какой дисбаланс! Взрослый мальчик, что боится огорчить маму!