Это не лесть, но, может, заблуждение. Поэтому тоже ответила правдиво:
– Не надо меня идеализировать. Я этого не люблю. Возможно, каждый человек обладает внутренним потенциалом, что скрыт глубоко внутри. Кто-то более талантлив, кто-то менее. Кто-то использует свой дар во благо, а кто-то наоборот.
В глазах его – интерес исследователя.
– Вы встречались с людьми, подобными вам?
– Да. Одной из них была моя бабушка Анастасия. Это она помогла мне развивать дар. Я занимаюсь этим и по сей день. Совершенства достичь нельзя, но идти вперёд и не останавливаться – можно. Наверное, в этом смысл жизни. С даром или без. Если ты пресытишься, значит никогда не поймёшь, для чего жил. Жить только для себя – неинтересно.
Он думал. Хмурил брови. Кивнул в ответ.
– Мне понятна ваша философия, Марина. Но многие люди живут просто чтобы жить: не ставят высоких целей, не стремятся к совершенствованию себя и уж тем более – мира.
– Я не могу осуждать их за это. Я никому не навязываю свои идеи, а мне не навязывают свои взгляды. Всё честно. Дар мне дан не для того, чтобы им нельзя было пользоваться. Я хочу и буду помогать людям.
За разговорами мы незаметно подошли к дому. Майлз взял меня за руку и остановился.
– Вы очень нравитесь мне, Марина. С вами легко. Давно не говорил по душам, и очень хотелось бы общаться с вами почаще. Если вы, конечно, не против. Мы могли бы куда-нибудь сходить, отдохнуть или пообедать.
Невольно почувствовала, что улыбаюсь. До ушей. Опять запахло контрдансом с реверансами, словно мы плавно переместились на пару веков назад. Он стоит весь такой современный – плейбой в теле пантеры, а говорит высокопарно и немного чопорно, и нет в нём коварной развязности. Чем-то это подкупало.
– Я с удовольствием пообщалась бы с вами, Майлз, но, боюсь, не создана для светской жизни. Рестораны, казино, загородные клубы и прочее не очень интересуют меня. Больше нравятся обеды в кругу семьи, музыка рояля и вот такие прогулки на свежем воздухе. Я могу уехать отсюда хоть завтра, но есть ещё кое-какие дела, которыми хочу заняться. Не знаю, сколько пробуду здесь. Может, неделю, а может, и месяц. И вряд ли найду возможность для праздного времяпровождения.
Майлз вздохнул, посмотрел на небо, но руку мою не выпустил.
– Я чувствую себя провинившимся школьником в кабинете строгого директора. Мне кажется, вы видите во мне недалёкого, эгоистичного, праздного субъекта, что торчит по ресторанам да загородным клубам. Я буду приезжать сюда. Обедать, общаться, гулять по саду. А если вдруг вы захотите, покажу вам город.
– Я всегда буду рада видеть вас, Майлз, – сказала вполне искренне и слегка пожала его ладонь.
Мы попрощались. Майлз сказал, что его ждут дела, и ушёл, а я отправилась в дом.
От него – приятное послевкусие. Я думала о нём как о плейбое, немного пресыщенном и циничном. А он умный, безукоризненно вежливый и ненавязчивый. В нём не наблюдалось особого самолюбования, свойственного красавцам. Скорее, грустный и одинокий. По-своему, конечно. И, вероятнее всего, Майлз боялся душевной пустоты, что постепенно засасывала его.
Я поднялась в свою комнату и обнаружила там Стива.
– Ты переселиться ко мне надумал?
Стив сидел в кресле, вытянув ноги, в обычной расслабленной позе.
– Было бы неплохо, – пробормотал он, складывая руки на плоском животе, – я подумаю над этим вариантом. Ну, как тебе Майлз?
– Небось сходил с ума от любопытства, пока мы гуляли?
Стив усмехнулся.
– Скорее от ревности. Ну, так как?
– Нормально, – изрекла, усаживаясь в кресло, поудобнее поджимая под себя ноги.
– Он уже уехал? – поинтересовался Стив.
– Да, по каким-то неотложным делам.
– Как трогательно, – Стив картинно закатил глаза. – А как на счёт почтительного вежливого поцелуя?
– Он был на высоте, и грязных намёков, в отличие от тебя, не делал.
Стив широко улыбнулся:
– Майлз – большой стратег. Каждое его слово – кирпич в фундаменте будущего грандиозного строения. Не переживай, он ещё себя покажет.