Уголки губ Майкла слегка вздрогнули.
– Хочешь, я ему врежу? – пробормотал он монотонно, почти не разжимая рта.
Я успокаивающе похлопала парня по мощному бицепсу.
– Не стоит. Я уже привыкла к его вольным высказываниям. Ты же видишь: он сгорает от ревности.
Стив фыркнул. Майкл многозначительно хмыкнул. И мы медленно, подстраиваясь под хромающую походку Стива, вышли из клиники.
В машине я поделилась новостями с Антонием Евграфовичем.
– Я, наверное, соглашусь.
– Никаких чужих машин. Я сам буду возить тебя, – отрезал Майкл.
– Вот это правильно, – горячо поддержал Стив. – Чужие нам не нужны. Так нам всем будет спокойнее.
К дому мы подъехали повеселевшие. Крен постепенно выравнивался. До обеда я ещё повозилась с кирпичом, но опять безрезультатно.
Под вечер заявился Майлз, уставший и потухший. Молча поужинал с нами и сказал, что остаётся ночевать. Почти час мы гуляли с ним в саду. Майлз больше молчал. Мне показался он каким-то подавленным.
– Что случилось? – не выдержала я, когда он в очередной раз выпал из пространства на полуслове.
Майлз откинул назад волосы и вздохнул.
– Да так. У Джоан сегодня был очередной приступ истерического буйства. Поэтому я решил побыть вне дома. Подумать. Я вновь просил отца устроить сестру в клинику, но так ничего и не добился, – Майлз вяло махнул рукой. – Да это и ни к чему. Она не хочет лечиться. Но нет сил смотреть, как она гибнет. Поэтому я удрал. У меня есть квартира, но не могу сейчас остаться в одиночестве. Поэтому приехал сюда. Уж лучше плоские шутки Стива, чем тишина. Вы меня понимаете, Марина?
– Вполне, – я потеребила конец косы. – Никогда не сталкивалась с наркоманами. Это, должно быть, страшно.
Майлз нервно дёрнулся.
– Ужаснее всего то, что не могу понять: почему? Что случилось? Она всегда была уравновешенной и предсказуемой. Какое-то время думал, что во всём виноват её бывший жених. Я нанял армию частных детективов, перетряс всё грязное бельё. Парень оказался вполне нормальным, без каких-либо страшных тайн. Он искренне привязался к Джо за время помолвки, переживал разрыв. От самой Джоан я тоже ничего не добился. Но ведь должна же быть причина?
Я посмотрела в сумеречное небо и спрятала руки в карманы. Становилось прохладно.
– Мне кажется, нужно набраться терпения. Всё тайное однажды становится явным.
Майлз в волнении прошёлся.
– Я уверен: мать что-то знает. Слишком уж она оберегает сестру. Я пытался разговаривать и с ней, но она замкнулась в каменном молчании – не подступишься.
Мы помолчали.
– Как там Линда? – мужчина попытался сменить тему, и я послушно ответила:
– Хорошо. Скоро она сможет встать на ноги. Линде больше ничего не угрожает. А я, наверное, соглашусь работать в клинике.
Майлз оживился, в глазах мелькнул интерес:
– Не можете сидеть спокойно, да, Марина?
– Не могу, – согласилась, улыбаясь.
– В этом вы вся. Непостижимый русский характер.
– А мне почему-то казалось, что человечность – признак любого нормального человека, вне зависимости от национальности.
Он не нашёлся, что ответить, хотя порывался найти какие-то слова.
– Пора в дом, – зябко передёрнула плечами. – Я замёрзла.
Майлз тут же приобнял меня, согревая теплом своего тела, и повёл в дом. Заботливо, как сестру. Наверное, он сделал бы то же самое и для Джоан. Жила в нём некая правильность – и я приняла это.
Уже в своей комнате подумала: они такой же клан, как и Иноковы. Только не хватало им нитей, что свяжут воедино отдельные прутики. Они жили, разделённые пополам, не осознавая до конца степень родства, но временами тянулись друг к другу, как ветви дерева тянут земные соки через корни. Им кажется, что их разделяет слишком много, а тронь – и они объединятся, чтобы выжить или защитить тех, кто рядом.
Перед сном я в очередной раз атаковала кирпич. Вертела его, пробовала разные способы, и, в конце концов, победила. Я положила кирпич на край стола – половина на прочной поверхности, а половина – в воздухе. В какой-то момент кирпич треснул кривой изломанной линией и с грохотом упал на пол.