Майкл непривычно много говорил. Я понимала: пытается отвлечь меня от тяжёлых мыслей, и за это я его любила до слёз. Надёжная скала, за которой можно спрятаться и ничего не бояться.
– Хорошо разговариваешь. Говори, говори ещё!
– Считать меня тупым было легче? – глаза мужчины насмешливо сверкнули, а лицо осветила такая улыбка, что хотелось смотреть на незнакомого Майкла бесконечно.
Он преобразился, как Щелкунчик, выбравшийся из безобразной деревянной скорлупы. Линии скул и подбородка смягчились. Красиво очерченные губы приоткрыли ряд крепких зубов.
– Зачем ты это делаешь? – выдохнула через несколько минут. – Если думаешь, что я считаю тебе тупым и недалёким увальнем, то ошибаешься. Я ведь доверилась тебе ещё тогда, в клинике, когда мы боролись за жизнь Линды.
– Ты боролась, – уточнил Майкл, но меня не так-то просто сбить с мысли.
– Нет, мы. Если бы ты не помог, ничего не получилось бы. Был момент, когда я подумала, что Линда погибнет.
– Я понял, когда ты начала молиться.
Я не стала переубеждать Майкла.
– Человеку всегда нужна поддержка. Сам по себе ты мало что значишь. Когда в тебя верят, находишь силы и способен на подвиги.
– Мы все верим в тебя, Марина. Можешь не сомневаться.
– Я и не сомневаюсь. Важно, чтобы вы тоже верили в себя.
Я посмотрела ему в глаза. Он понял – я видела. Кивнул в ответ и больше не разговаривал. Его немногословие уже не обманывало. Я знала: его твёрдое плечо всегда поддержит, будет рядом. Осторожное, но чуткое сердце Майкла приняло меня, и я могла рассчитывать на понимание и дружбу.
* * *
Стив сидел на ступеньках дома с задумчиво-отрешённым видом. Тонкие пальцы рассеянно почёсывали спинку обезьяны, что сидела, доверчиво прижавшись к его груди и обвивая лапами шею. Эта картина единения тронула меня до слёз.
– Ты будешь прекрасен с ребёнком на руках, – мягко заметила я, пытаясь обратить на себя внимание. Стив не вынырнул из своей отрешённости.
– Угу. Если найдётся такая чокнутая, что выйдет замуж за гея. Может, рискнёшь, Марина? – взгляд его прояснился и стал заинтересованным. – А что, давай попробуем? У нас будут такие чудные дети – красивые брюнетики, купидончики с пухлыми щёчками, ручками и ножками. От них будет пахнуть тёплым молоком и присыпкой, – глаза Стива подёрнулись мечтательностью. А затем, словно очнувшись, он удивлённо посмотрел на меня:
– Я, кажется, заговорил о детях? Ты достала меня, Мария. Я ненавижу орущих сопляков, которые то и дело пачкаются и требуют к себе внимания.
Я присела на крыльцо рядом со Стивом и ласково потрепала его по густым длинным волосам. Стив замер, закрыл глаза и потёрся, как кот, о мою ладонь. Затем, словно устыдившись, уткнулся носом в голову шимпанзе.
– Ты обожаешь детей, – тихо сказала я. – Только тщательно скрываешь чувства. Без неизменного панциря из плоских шуток чувствуешь себя беззащитным. И это пугает тебя.
Стив, сгорбившись, продолжал тереться о шёрстку обезьяны.
– Лучше бы ты не была такой проницательной, Машенька, – пробормотал он приглушённо, нервно пробегая пальцами по позвоночнику своего подопечного.
Майкл тем временем подошёл к нам и встал, широко расставив ноги. Он покачивался с пятки на носок и рассматривал нас внимательно, словно изучая. Стив поднял глаза. Во взгляде блеснуло раздражение.
– Может, ты сядешь? Весь обзор закрываешь. И вообще, ты никогда не думал, что своими габаритами действуешь угнетающе, когда стоишь над душой?
Майкл, пожав плечами, промолчал, но весь вид его красноречиво говорил, что ему понятно раздражение Стива. Мужчина, словно нехотя, опустился рядом и приобнял меня за талию. Стив долгим взглядом посмотрел на большую руку, что по-хозяйски лежала на моём бедре, но ничего не сказал. Я чуть опёрлась на твёрдый бок Майкла и расслабилась.
– Может, расскажешь, какая муха тебя сегодня укусила.
Юноша отвёл взгляд от нашего небрежного единения и тряхнул волосами.
– Да ничего не случилось. Весь день наперекосяк. Я съездил в родительский дом, забрать кое-какие вещи. Столкнулся с Джоан. Попытался поговорить с ней, но она только раскачивалась на стуле и смотрела, словно я пустое место. Я уже плюнул, собрался уходить, когда она вдруг резко вскочила и, с ужасом глядя на свои руки, заорала: «Кровь! Всё в крови!», а потом заплакала, как ребёнок, цеплялась за мою шею и бормотала: «Помоги мне отмыться!». Я гладил её по голове, целовал мокрые щёки, даже руки помог ей помыть.