– Хорошая моя, все поцелуи я дарю тебе. И объятья тоже. Это те самые, в которые я должен заключить Майкла и Майлза. Надеюсь, они не обидятся, что я выражаю всеобщую любовь подобным образом.
А затем, противореча сам себе, он приобнял братьев за плечи и, выводя их из комнаты, глубокомысленно заявил:
– Раз мы уже поняли, что близки и любим друг друга, не пора ли нам выпить в честь такого события?
Я успела заметить, как две крепкие руки сплелись на тонкой талии Стива и оторвали его от земли.
– Ну, держись, любимый братец, – хищно улыбнулся Майлз, – к бару мы тебя отнесём, а назад будешь ползти сам. Тебе нравится такое проявление любви?
Стив захохотал:
– Да я вас всех перепью, сопляки!
Мужчины издали возмущённый рык, а затем их голоса, удаляясь, стихли.
Линда хихикнула, повела глазами в сторону трости, что одиноко приютилась в углу, поцеловала меня в щёку и прошептала:
– Если бы не ты, ничего бы этого не было. Мы всё время вели себя, как вежливые незнакомцы. Это, конечно, не касается Стива и меня. Мы-то как раз всегда были близки. Наверное, в это трудно поверить, но первые мои воспоминания связаны не с дедушкой, не с отцом, который вообще меня не замечал. Первое, что я помню, – это Стив. Он кормит меня с ложки. Ругает, что я написала в штанишки. Он неумело завязывает мне огромные уродливые банты. Стив заставляет меня учить нудную грамматику и пытается втолковать правила произношения русского языка. Стив без колебаний берёт меня в постель, если страшно.
Он никогда не дрался, не строил козни, не ябедничал и не издевался. Стив очень добрый, мягкий, ранимый человек. Он тщательно скрывает это от всех. Нас ещё роднило, что мой па и его ма не очень-то любили своих детей.
Я нервно прошлась по комнате. Слова Линды бередили душу и переворачивали всё внутри.
– Зачем ты рассказываешь мне об этом?
Линда откинула чёлку с глаз и внимательно посмотрела на меня.
– Стив любит тебя, – просто ответила она. – Я ведь не слепая. А ты вытащила его из прочного панциря. Он снова становится самим собою. У тебя удивительная способность, Марина: собирать вокруг себя людей и пробуждать в них лучшие качества. Посмотри, как ожили Майкл и Майлз. Из Майкла, бывало, слова не выдавишь, а сейчас он сам на себя не похож. А Майлз – вечно скучающий, вежливый сукин сын – оказался милым парнишкой.
– По-моему, они всегда были такими, – возразила я. – Никто не изменился. Просто каждый прятал внутри всё самое лучшее.
Линда ослепительно улыбнулась и покачала головой:
– Но почему-то никто из них не хотел до этого времени вынуть на свет божий свои прекрасные качества.
– Они нуждались в толчке. Когда-нибудь это произошло бы и без моего участия.
– Эх, Марина, – вздохнула Линда, – ты упрямее моих любимых братьев-осликов. Спокойной ночи, родная.
Линда ещё раз поцеловала меня и вышла, аккуратно притворив за собою дверь.
Я наслаждалась тишиной и покоем. Бианка мирно спала в кресле, свесив голову на подлокотник. Я осторожно переложила её в свою кровать и долго смотрела в окно.
Ночные тени прятались в шумящей листве деревьев. Всё вокруг дышало умиротворённостью и ленью. Природа походила на огромного пушистого кота – доброго и тёплого.
Я легла в кровать и прижалась к обезьянке, но ещё долго ворочалась, пытаясь устроиться поудобнее. А когда дремота, наконец, настигла меня, в комнату пробрался Стив. Заметив, что я встрепенулась, успокаивающе прошептал:
– Я за тростью, Марина. Мы перепились, как оголтелые подростки.
По тому, как Стив раскачивался, опираясь на трость, и забавно растягивал слова, видно было, что он не шутит.
– А как Майкл и Майлз? – спросила тоже шёпотом.
Стив махнул рукой и, подойдя к моей кровати, шумно шлёпнулся в ногах.
– Да ну их. Майлз уже спит, а Майкла с его габаритами и ведро виски не свалит.
– У кого-то завтра будет болеть голова, – мягко укорила я, разглядывая неровный румянец на щеках Стива.
– Успокаивает только то, что не у меня одного. По крайней мере, Майлз всегда страдает жестоким похмельем.