Я не стала переубеждать его: нам нужна передышка, чтобы успокоиться и общаться дальше. Я не собиралась поощрять его. Тому, что случилось, не было прямого и чёткого определения, но то, что это произошло слишком неожиданно и рано, я понимала.
Я не хотела встречаться с собственной чувственностью. Мне нужно время, чтобы понять, действительно ли я хочу, чтобы в моей жизни появился мужчина. Шаг назад – и не думать об этом. Бледной тенью метался образ Ника, но я и его гнала прочь. Сейчас я ощущала только хаос внутри и полную растерянность. Никогда не вспыхивала и не спешила кидаться в водоворот. Не от холодности души, а от желания уберечь себя и сохранить целостность.
Библиотека оказалась просторной, светлой и уютной. Пахло книгами, кожей, дорогим табаком и неуловимым запахом лимона, что тут же воскресил в памяти образ Стивена. Я слегка поёжилась, отгоняя непрошенные мысли.
– Здесь пахнет табаком, – проговорила негромко.
Майлз утвердительно кивнул:
– Отец курит сигары. Изредка дедушка, когда бывает у нас. Он, правда, уже почти не увлекается пагубной страстью, но мы знаем, что тайком от всех иногда нарушает ритуальное выкуривание одной сигары в день. Мы со Стивом по молодости баловались, но так и не пристрастились. Мать терпеть не может пагубных привычек. Джоан начала курить вдали от дома. Прежняя Джо ни за что не стала бы делать это.
Майлз запнулся, наткнувшись на моё застывшее выражение лица.
– Я никого не осуждаю, – пробормотал он, пытаясь оправдаться.
Я пробежалась пальцами по корешкам книг, наслаждаясь выпуклостями тиснения.
– Моя бабушка Анастасия тайком любила курить сигары, – тихо сказала я, – правда, об этом почти никто не знал: она стыдилась своего порока.
Я внимательно посмотрела на Майлза.
– Мы все любили её. От вредной привычки она не стала менее душевной и прекрасной.
Майлз отвёл глаза и неловко перевёл разговор на другое. Кажется, он не понял, что я хотела сказать.
– Что бы ты хотела почитать? У нас много русской классики. На русском, естественно, – Майлз нервно хохотнул. – Как имеющих русские корни, нас воспитывали на родной классике. Достоевский оказался для меня сущим кошмаром. Его осилил Стив. Это внешне он оболтус оболтусом, а так ему порой даются непостижимые по своей сложности вещи.
– Например, русская классика, – тихо произнесла я и уловила чуть заметный кивок Майлза. – Меня не интересуют русские книги. В своё время я восхищалась Достоевским, запоем читала Тургенева и с уважением отнеслась к творчеству Льва Толстого. Я мечтаю о «Саге о Форсайтах» в оригинале.
Брови Майлза взяли слишком большой разгон и скрылись под прядью, упавшей на его прекрасное чело.
– Видишь ли, – сочла нужным я ответить на немой вопрос. – Я всегда ловила себя на мысли, что в оригинале эта книга читается, скорее всего, как песня. Слог автора, увы, часто теряется от перевода.
Майлз прикрыл глаза и перевёл дыхание.
– Помнится, в своё время я не осилил и первого тома. А ты говоришь: «звучит как музыка»… Это невероятно.
– До каждой книги надо дорасти, – уклончиво возразила я. – Со временем может стать интересным то, чего ты не понимал в детстве или юности.
– Может, ты и права, – Майлз сосредоточенно начал искать книгу. – Я, если честно, читаю мало. Не до того. Финансовые операции, сделки, договоры, рауты, званые обеды. Всё это не оставляет времени для духовного роста. Я иногда жалею об этом, но не пытаюсь изменить свой образ жизни. Вот то, что ты просила.
Майлз протянул мне увесистый том.
– На мой взгляд, ты прибедняешься, – продолжила я разговор, беря книгу. Пальцы мужчины на мгновение задержались на моих.
– Нет. Стив, Майкл – они продолжают учиться, читают книги. Стивен, правда, бросил консерваторию. Отец очень огорчился. А братец заявил, что не чувствует призвания к музыке, что ему надо подумать и посозерцать собственное «я». Его можно понять. Стивену не надо соответствовать. Быть наследником состояния, продолжателем рода. Деньги как таковые его не интересуют. Вернее, откуда они берутся. Стив может прожить до ста лет, не заботясь о хлебе насущном, если будет скромен в желаниях.