Он покорно позволял мне делать с собой, что угодно. Не боялся и не волновался – кажется, этот период остался далеко позади, там, где мы заговорили об этом впервые. Он, наверное, без эмоций принял бы боль и смерть из моих рук. И не потому, что стал безвольной куклой. А именно потому, что был уже не просто Стивом, юношей двадцати одного года от роду, а частью Марины Штейн.
– Никаких нагрузок, хождений и лишних движений. Полный покой, – жужжала я, как противная нянька-педант, но он и не возражал. – Думаю, можно договориться, чтобы еду тебе носили сюда. Сейчас очень важно, чтобы ты лежал. Я вправила головку бедра – пусть она привыкнет лежать там, где ей положено.
Стив кивал и со всем соглашался. Все эти дни он рисовал, делал наброски, но никому не показывал свои художества: прятал листы в папку, но мы видели: папка распухает, карандаши валяются в беспорядке на тумбочке, кровати и под ней.
За эти три дня я исходила дом вдоль и поперёк. Майлз, мой добровольный гид, охотно показывал мне семейное гнездо, даже самые укромные местечки.
Майкл часто пропадал из виду, но оставался с нами, не возвращался домой окончательно. Джоан почти не появлялась. По вечерам мы виделись за столом, на ужине, да иногда я замечала, как она прогуливается по саду в сопровождении угрюмой тумбообразной служанки.
Стивен по секрету сообщил, что на самом деле миссис Кохаганен – медсестра и сиделка, специально нанятая для Джо.
После той ночи девушка больше не приходила, но я ждала, что она однажды выполнит своё обещание. Не знаю почему, но об её посещении я никому не обмолвилась и словом. Даже Стиву. Мне казалось, что наша встреча – это нечто сугубо личное, не нуждающееся в лишних разговорах.
Сегодня мы опять после ужина собрались в комнате Стива. Все взбудораженные и взвинченные. Майкл – и тот безотчётно постукивал ногой, выбивая какой-то мерный ритм. У непробиваемых тоже случается сбой в программе.
Настал час Икс.
– Ну что, – я обвела взглядом присутствующих, – начнём, пожалуй.
– С Богом, – пробормотал Майлз и, не в силах высидеть, подошёл к окну.
Руки знали, что делать. И если поначалу я поддалась всеобщей трясучке, то стоило прикоснуться к Стиву, как волнение ушло. Остались только чёткие движения.
– Всё, выдохнула я через несколько минут. – Теперь дело за гормонами. Настал их час работать. А мне остаётся только наблюдать и корректировать, если вдруг будут какие-то отклонения. Но, надеюсь, ничего из ряда вон выходящего не случится. Стиву нужно теперь хорошо питаться, употреблять как можно больше витамина А.
Стив простонал:
– Я и так уже измучен этим каротином, морковкой и всем красным, – пожаловался он. – Ей богу, после того, как всё закончится, я на вашу морковь смотреть не буду год.
– Не ной, – оборвал Стива Майкл, – можно подумать, не хочешь стать нормальным и всем нам одолжение тут делаешь.
Стив сжал губы и промолчал. Да уж. Все на пределе.
– И я решила: пока Стив не встанет прочно на обе ноги, мы отсюда не уедем. Ему нужен покой, правильное питание и стабильность.
– У меня такое чувство, что я уже покойник, – не выдержал Стив, – не могли бы вы все меньше хлопать крыльями? Я так и вижу, как лежу смирненький, откинувший копыта, а вы разговариваете друг с другом, не обращая внимания на моё остывшее тело.
– О, Стивен! – закатила глаза Линда. – Что-то ты разбурчался не на шутку. Не хотелось бы, чтобы, отрастив ногу, ты потерял своё, хоть и извращённое чувство юмора. Не превращайся в брюзгу и зануду. Тебе сказано: покой. Вот и лежи, отдыхай. Кушай, читай книги, поглощай витамины, играй в игры, наконец.
Пока она говорила, я вдруг почувствовала, что теряю ориентацию. Голос Линды звучал где-то далеко. Комната поплыла перед глазами. Я осторожно опустилась в кресло и поймала напряжённые встревоженные взгляды.