Выбрать главу

– Извини, не хотел напугать тебя. Не знаю, что на меня нашло… Я ведь не варвар, не дикарь.

Я успокаивающе положила ему руку на плечо:

– Мы оба виноваты. Ты не сделал мне больно, а я тебе – да. Не сердишься на меня за это?

Олег пристально посмотрел в мои глаза, и в его взгляде вновь вспыхнула неизменная ироничность. Он медленно произнёс:

– Ну что ты. С какой стати я буду сердиться на девушку, которую хочу так, что теряю разум? Послушай, Марина Штейн, а ты ведь о-очень интересный экземпляр человеческой особи. Не знаю, но что-то тревожит, беспокоит меня, когда я сталкиваюсь с тобой. Ещё тогда, после случая с туфлей, я сказал себе: «Беги от неё, иначе сгоришь». Честно: я удивился внутреннему голосу, потому что не находил тебя особо привлекательной, а о том, чтобы посмотреть на тебя как на женщину, даже речи не шло. Ни разу. Всегда такая строгая, прямая, чопорная. Холодная. Я запутался.

Наверное, мне не хотелось слышать подобные откровения. Кажется, слова задели и немного обидели, хотя я не сомневалась: Олег честен, сказал то, что думал. Может, поэтому не хватило сил отстраниться.

– Уже поздно, давай-ка я провожу тебя домой, – произнёс Олег, поднимаясь с кровати.

– Не надо, – хватило духу отказать, – я сама прекрасно доеду. Люблю ночной город и пустой транспорт.

– Ну да. А некоторые плохие ребята любят одиноких дурочек, слоняющихся по ночным улицам. Поехали, Марина Штейн, я буду вести себя как мальчик из церковного хора.

Я невольно улыбнулась и кивнула:

– Ну, разве что как мальчик из церковного хора. Было бы неплохо, если бы кроме ангельского поведения, у тебя оказался и ангельский голос. Люблю, когда поют.

Мужчина фыркнул и сказал, что подождёт меня на улице

Отыскав Наташу, я оделась, шёпотом пообещала потом всё рассказать, и наконец-то вышла из общежития. Олег стоял на крыльце, покачиваясь с пятки на носок и обратно.

После душного помещения воздух обдал холодом, и я сразу же продрогла. Олег, увидев мои трясущиеся губы, молча обнял за талию и прижал к себе. Стало почти хорошо.

Почти всю дорогу мы молчали. Я украдкой разглядывала мужчину, что волновал меня – теперь я знала это точно. Он наслаждался всматриваясь в ночной город сквозь троллейбусное окно.

– Любишь ночь? – невольно спросила и закусила губу от досады: не хотелось его тревожить, особенно, когда он не стремился разговаривать со мной.

Олег кивнул, не поворачиваясь: следил глазами за пробегающими мимо огнями.

– Люблю. Ночью тихо. Можно работать, мечтать, чувствовать себя сильным и уверенным. Днём суета, вечная спешка, проблемы. Ты и сама об этом знаешь, не так ли?

Он неожиданно оторвался от созерцания и испытывающее посмотрел мне в глаза. Его взгляд, казалось, проник внутрь, и я сжалась, пытаясь глотнуть комок в горле. На секунду почувствовала, что Олег видит меня насквозь. Всю, со всеми странностями и недомолвками. Сердце трепыхнулось, как мотылёк.

– Ты умеешь читать мысли? – спросила тихо, чувствуя, как частит непослушное сердце.

– Что за глупые фантазии? – Олег удивлённо приподнял брови. – Нет, конечно. Это скорее интуиция. Но не удивлюсь, если ты вдруг обладаешь такой способностью. От тебя всего можно ожидать.

Я натянуто улыбнулась:

– Ну что ты. Я и впрямь немного странная, но не до такой же степени.

– Кто знает? – Олег философски пожал плечами и вновь уставился в окно.

Больше мы не разговаривали. Уже возле подъезда моего дома он привлёк меня к себе и поцеловал в губы. Решительно и серьёзно, словно ставя точку в какой-то обдуманной за время поездки мысли.

– Марина Штейн, не знаю почему, но я буду тебя преследовать. Хочешь ты этого или нет.

С этими словами он развернулся и исчез в ночи. А я ещё долго стояла, жадно вдыхая осенний холодный воздух и ощущая жар поцелуя на губах.

 

* * *

После этой ночи моя жизнь сделала крутой вираж. Все волнения и тревоги показались смешными. Это был зов плоти, что очнулась от девственной холодности. И мне хотелось, очень хотелось испытывать всё новые и новые ощущения, которые открыли дверь чувственности и изменили меня за несколько часов навсегда: я жаждала экспериментов (прежняя бабуля Вера гордилась бы решительностью, с которой я надумала кинуться в незнакомые чувства).