Тебе хочется выслушать чокнутую Джоан, подобие женщины с исколотыми венами. И я уверена, что это не праздное любопытство. Ты осталась, даже когда поняла, что жизнь твоя в опасности.
Знаешь, я никогда не слышала в этом доме столько смеха, сколько его звучит сейчас. Все – Майлз, Стив, Линда и особенно Майкл – преобразились после твоего приезда. Стали живее, более открытыми. А могли бы со временем превратиться в неинтересные тени. Даже дедушка Энтони изменился, когда вернулся из России. Он уезжал умирать, а тут вдруг приехал полный сил, энергии, замыслов.
Попробую рассказывать по порядку. Сегодня я никуда не спешу, да и после этого разговора мне безразлично, что со мной случится. Мой Цербер крепко спит. Мне удалось напоить клушу Филу снотворным. Она боится меня до смерти и пьёт виски, как лошадь, – на губах Джоанны играет лёгкая скептическая улыбка. – Фила, в общем-то, безобидна, в отличие от садистки миссис Кохаганен.
Я начну издалека, но ты поймёшь: это необходимо. Думаю, в общих чертах с историей нашего семейства ты знакома. Что-то, вероятно, поведал дедушка, что-то наплёл Стив. Но если повторюсь, ты простишь меня.
Наш отец, как ты знаешь, остался сиротой в десять. Два года он рос с мыслью, что однажды станет наследником огромного состояния… Целых два года… А потом появился дядя Этан. Не знаю уж, как протекало их детство, но хорошо помню отношения натянутости, отчужденности, холода, что нет-нет да сквозили между ними. Правда, это не мешало им часто встречаться. Ведь они были партнерами по бизнесу. Да и близкими родственниками как-никак.
Когда братья обзавелись семьями, вражда на некоторое время притихла. Руку к этому, конечно, приложил дедушка Энтони. Он всегда огорчался из-за вспыхивающих распрей между отцом и дядей Этаном. Кэтрин была такой милой и доброй. Я хорошо помню её. Она страстно хотела родить ребёнка, но никак не могла выносить малыша. Выкидыш за выкидышем. Ты, наверное, удивишься: она могла прекрасно выносить всех тех детишек, что зарождались в её чреве.
От её слов повеяло холодом. Я почувствовала дрожь и поняла: это только начало, самый кончик шлейфа, что растянулся во времени. Я не могла читать мысли Джоанны. Не могла прикасаться и видеть. Только слушать странную историю, что рассказывала странная девушка сорванным грубоватым голосом.
– Все эти дети могли родиться, жить, радоваться. Их бы любили, им были бы рады. А появилась на свет только Линда. Её Кэтрин привезла после путешествия уже на большом сроке. Смогла родить ребёнка, но погибла сама. И тоже не случайно.
«Как же так?» – хотелось крикнуть, но, кажется, я потеряла дар речи. Только тряхнула головой, надеясь, что это поможет проснуться. Не иначе как сон, очередной кошмар, что никак не укладывался внутри меня.
– Ты хочешь спросить, почему? Это просто. Кэтрин могла родить сына, родного, кровного внука дедушке Энтони. И Кэтрин, наивная и светлая, глупой не была. Она догадалась, почему её дети не появились на свет. Но ей не хватило ума промолчать. И это – вторая причина, по которой ей подписали смертный приговор. Несколько ударов кулаком. Этого хватило, чтобы истечь кровью женщине после кесарева сечения.
– Но это ещё не всё? – спросила я. Голос звучал тускло и безжизненно, как надтреснутый колокол, что всегда звучал как вестник беды.
– Да. Потом настал черёд дяди Этана. Здоровый, сильный, красивый. Ему было всего пятьдесят два. Никто и не подозревал, что у дяди слабое сердце, – голос Джоанны надсмехался, истекал ядом. – А потом погибла никому неизвестная тридцатилетняя беременная женщина. Её убили ножом в собственной постели ночные грабители. Дядя Этан хотел жениться на ней. Но кто знал об этом?
Меня начинало подтряхивать. Куда бы спрятаться от этой боли и откровений? А Джоанна тем временем продолжала:
– Следующей, как ты догадываешься, стала Линда. Но тут убийце немного не повезло. Неизвестно откуда появилась ты со своим даром. Линда выжила. Нетрудно догадаться, что её смерть откладывается на время. Но зато можно убить тебя. Тихо, незаметно, безопасно: медленно отравляющий яд.
– Знать бы ещё за что, – пробормотала я, пытаясь осмыслить то, что услышала.