По завещанию Антония Евграфовича большая часть денег ушла на основанный им фонд. Остальную часть он поровну поделил между внуками и мною. Так я стала наследницей, но меня это никак не тронуло и не обрадовало.
Похороны Джоанны прошли пышно и очень горько. Кэл плакал у меня на плече, а я рассказывала ему о Джоанне, которую он не знал.
Мы покинули страну вместе с Майклом. Сопровождали скорбный груз. Всю дорогу, окаменев, я просидела, прижав голову к мощному плечу мужчины. Сжав зубы, я как молитву повторяла про себя только одно слово: «Домой!»
Часть 4. Глава 1
Плохо помню кошмарный перелёт, формальности, связанные с ввозом гроба. Я знала, что рядом Майкл – сильный и надёжный, и поэтому позволила ему справляться со всеми сложностями. Вялая, инертная, я чувствовала смертельную усталость. Всю дорогу домой меня мучила бессонница, я не могла сомкнуть глаз и расслабиться.
Это походило на внезапную волну, что догнала и обрушилась прямо на голову, оглушила и чуть не поглотила. Там я держалась, а после похорон Джоанны меня перекорёжило, как скомканный бумажный пакет.
В город мы приехали утром. Майкл договорился, чтобы гроб доставили в дом, который купил Антоний Евграфович. Хоронить его мы решили на следующий день.
В собственный дом я ввалилась совершенно измученная. Не нашла сил даже вставить ключ в замок – открыла его поворотом ладони.
– Ник, – прошептала, едва переступив порог.
Навалилось всё сразу. Мир качнулся, закружился по спирали. Последнее, что запомнилось перед тем, как я погрузилась в темноту, – надёжные руки, что подхватили и предотвратили падение.
Я пришла в себя на любимом диване. Знакомые вещи вокруг и запахи. Я купалась в них взглядом, обонянием, каждой клеточкой своего существа. Хотелось зачерпнуть воздух ладонью и приложить к щеке.
– Дома, – прошелестела почти неслышно, глотая подступившие слёзы и чувствуя, как пружина напряжения ослабляет мёртвую хватку. – Ник?
– Я здесь, Мария.
От его голоса, такого знакомого и домашнего, спокойного и родного, стало ещё легче. Я поднялась с дивана и шагнула в крепкие объятия своего домового. С жадностью ощупывала его лицо, плечи, руки, не веря, что это действительно он.
– Ты похудел, – упрекнула, проводя пальцами по заострившимся скулам.
Он молчал. Я слышала только его дыхание – прерывистое и горячее. Ник прижался губами к моей ладони. Я задохнулась. Прикрыла глаза, боясь нарушить хрупкую тишину и призрачное единение. Он и я. Мерно отсчитывают секунды часы на стене – тик-так, тик-так. Воздух дышит нами. Мы – друг другом.
– Я скучал по тебе, – шепчет Ник в мою ладонь – и дрожь бежит по телу от его дыхания, как круги по воде. – Тебя не было так долго.
Не упрёк, а только лёгкая грусть. Призрачная, как и он сам. Я прижимаюсь к его груди. Прячусь, как будто можно убежать. Хотя бы от самой себя – в него.
– Ох, Ник. Столько всего случилось. Я привезла гроб Антония Евграфовича. Завтра похороны. Я расскажу тебе обо всём. Только с духом соберусь.
– Ты устала, не спеши, – сказал Ник, мягко отстраняясь от меня, но я только ещё крепче прильнула к нему. Цеплялась ладонями за грудь, зажимала в руках мягкую скользкую ткань.
– Только не бросай меня сейчас, пожалуйста. Я многого не прошу. Немного тепла и участия. Всего лишь чуть-чуть.
Он берёт мои руки в свои. Целует ладони поочерёдно – нежное касание, горячее дуновение. Почти невесомое, и от этого становится хорошо.
– Ну что ты, Мария. Я никуда не собирался уходить. Присядь. У тебя измученный вид. Ты вся дрожишь. Выпьем чаю. И надо немного поесть.
– Нет-нет-нет, не хочу, – трясу головой, и где-то внутри разливается тёрпкое вино. Он пьянит меня до головокружения.
– Совсем немного, моя хорошая, – мягко, но настойчиво. Как ребёнка, Ник усадил меня в кресло. Минута, две, три – долгие, как бесконечная дорога. Томительные, как ожидание давно ушедшего поезда.
Горячая чашка с чаем на журнальном столике. Вазочка с вареньем. Вишня с косточкой. Сморщенные ягоды в тягучем сиропе. Смотрю, как заворожённая. Медленно ловлю чайной ложечкой сладкий плод и наблюдаю, как тянется за ним перламутровая тёмная нить.