Я резала хлеб, когда почувствовала присутствие Ника в кухне. Шаг, ещё шаг. Не слышу, но ощущаю. Он подошёл ко мне и обнял за плечи. Вздрогнула, но не уклонилась.
Губы коснулись шеи. Дыхание согрело кожу. Не говоря ни слова, повернулась лицом к домовому и прижалась к его телу. Мгновение, когда останавливается время, – и вот его губы прикасаются к моим. Немножко, совсем чуть-чуть, как будто лёгкое пёрышко пощекотало. Словно ветер обласкал и замер.
Ловлю дыхание ртом, подаюсь навстречу, чтобы ощутить жар самых желанных в мире губ. Взрыв. Ураган. Водоворот. Уходишь воронкой вниз, глубже и желаешь утонуть, чтобы воскреснуть, вознестись над землёй, подхваченная потоком ветра, что уже не играет, а бушует, поднимая всё выше и выше.
Мы целовались неистово, исступлённо, долго, жадно хватая воздух в те короткие мгновения, когда наши губы разъединялись. Я впивалась пальцами в грудь мужчины. Ник лишь слегка придерживал меня за плечи. Страсть затмила разум. Хотелось касаться, забывать дышать, идти вперёд и не останавливаться. Но он отстранился. Сделал шаг назад.
Покачиваюсь и чуть не падаю от неожиданности. В голове – спирали и вспышки. Руки Ника придерживают меня. Слышу его неровное дыхание и мысленно стону от непонятной игры. Расплакаться или ударить? Наверное, и то и другое, чтобы не взорваться. Но я стою, растерянная, чувствуя, как вспыхиваю от стыда. Резкие слова жгут язык, но вырваться не успевают.
– Я люблю тебя, Мария, – тихо-тихо, почти шёпотом, что разрывает пространство за секунду до появления сверхновой. – Люблю и хочу. Но не так. Не сейчас, от отчаяния, в минуту слабости, когда ты растеряна и беспомощна от обрушившегося на тебя горя. Если это произойдёт, то только тогда, когда ты сама этого захочешь. Тогда, когда поймёшь, что горишь ярким пламенем, без сожалений, упрёков, колебаний и сомнений. Когда осознаешь, что хочешь меня, а не кого-то другого. Лишь только тогда ты станешь моей. Только моей – навсегда и безраздельно.
Мои руки выскальзывают из его ладоней. Он делает ещё шаг назад и уходит. Я одна посреди кухни. Как хорошо, что не сорвалась, не сказала глупых злых слов, не ударила и не расплакалась.
Откуда ему знать, что я не растеряна и не придавлена слабостью? Откуда ему знать, что не горе толкнуло меня в его объятия? Не было никаких колебаний. Я хотела любить. Просто, безрассудно, не думая ни о чём.
«Я люблю тебя», – сказал Ник. Слова бились внутри, как сердце, текли вместе с кровью по венам.
Я знала. Его признание не откровение, не удар по голове, а дыхание, кислород – то, без чего не живут и не дышат. Можно не слышать, не произносить вслух, а чувствовать кончиками пальцев, ощущать на языке, видеть глазами. И от этого не отмахнуться. Нельзя сделать вид, что не понял. Потому что нельзя притвориться, будто не знаешь, отчего колотится сердце в груди.
Я вошла в комнату на цыпочках, как балерина. Балансировала, будто шла по туго натянутому канату.
– Я приготовила обед, – попыталась изобразить прямой вектор с указателем на конце. Кажется, у меня получилось: ровным голосом, словно ничего не полыхало только что на кухне до небес. – Пойдём, я проголодалась. Да и ты, наверное, тоже.
И протянула руку. Он без колебаний вложил твёрдую ладонь в мою. Ни вопросов, ни сомнений. Ник сказал своё слово и готов ждать любого ответа. Но я не хотела говорить. Не сейчас.
Я сидела за столом, подперев рукой щеку. Думала, что с удовольствием посмотрела бы, как он ест. Как жаль, что не могу увидеть. Но это не останавливало: я вглядывалась в пространство, в то место, где приблизительно находился Ник, и улыбалась.
– Поешь немного, – попросил он, – ты совсем прозрачная.
– Я свечусь, – возразила, пытаясь удержать на месте губы, и, опустив взгляд, аккуратно отрезала кусочек отбивной.
Мы молчали, но не от неловкости, когда воздух дрожит от напряжения. Умиротворённый домашний уют, когда ты точно знаешь: всё на месте, всё твоё – рядом.
Плескалась его грусть – совсем немного, на донышке бокала с тишиной, но я не хотела её развеивать. Пусть побродит, ей осталось жить недолго, потому что я любила его – непонятного и загадочного.
Когда-то, в другой жизни, думала, что никогда не смогу отогреться, что вместо сердца у меня – кусок льда. А сейчас душа пела чистую и радостную песнь, что лилась кристальным потоком, смывающим грязь прошлого.