Иногда я слышала за спиной шипение: «Ведьма!». Столько ненависти сквозило в этом слове, что я невольно ёжилась. Ник успокаивал меня, но я страдала от подобных выпадов.
Второй случай произошёл почти месяц спустя. Август доживал последние деньки. В воздухе пахло спелыми яблоками, мёдом и недавно прошедшим дождём. По прихоти судьбы всё случилось на том же скоростном шоссе. Я возвращалась вечером от Иноковых и заметила столпотворение. Повинуясь внутреннему голосу, подошла к толпе.
Мёртвый юноша лежал на дороге. Сбившая его машина скрылась. К сожалению, свидетелей не оказалось. До сих пор не знаю, как это происходит. Что заставляет остановиться, прислушаться к себе и не пройти мимо?
Растолкав собравшихся, я прорвалась через ограждение и, упав на колени, прикоснулась к телу.
Толстый милиционер с красным лицом ругался на чём свет стоит и намеревался меня оттолкнуть.
– Ищите белые «Жигули», майор, – сказала я спокойно и твёрдо. Затем назвала номер машины и описала водителя. – В машине трое мужчин. Они не могли уехать далеко.
Майор запнулся, надул щёки, покраснел ещё больше и заорал. Обозвал меня вертихвосткой и выругался матом.
Я лишь пожала плечами на грубость и собралась уходить.
– Я бы на вашем месте, майор, прислушался к тому, что говорит эта девушка, – раздался за спиной мужской голос. – Это Марина Штейн. Та самая, что спасла ребёнка третьего августа. Она обладает феноменальными экстрасенсорными способностями.
Мой всезнающий заступник шагнул вперёд. Крепкие пальцы сошлись на моём запястье. Я обернулась и встретилась взглядом с карими собачьими глазами. Репортёр Егоров А.М. Тот самый, что писал обо мне статью. Ропот пробежал по толпе зевак. Я осторожно освободила руку.
– Повторите информацию для майора, – скомандовал журналист.
Я машинально ещё раз проговорила то, что и раньше. Майор пробормотал проклятия и, бросив злобный взгляд на Егорова А.М., помчался к рации.
Газетчик, как ни в чём ни бывало, взял меня за руку и вывел подальше от толпы. Как только мы отошли в сторону, я снова освободила руку.
– Вы могли лечь лицом в грязь у моих ног. Не надо больше прикасаться ко мне. Как вы могли заявить во всеуслышание подобную чушь? Мне и так прохода не дают из-за вашей статьи. И кто вы такой, что вас слушает майор милиции?
Егоров стоял, заложив руки за спину. Его, по всей видимости, забавляло моё возмущение.
– По-моему, нам надо поговорить. Приглашаю вас на чашку кофе.
– Я не пью кофе, – отрезала я, мечтая поскорее от него отделаться.
– Тогда просто посидим. Поговорим, – он настаивал, не сводя с меня насмешливых и одновременно печальных глаз.
– Почему-то не вижу в этом нужды. Мне домой пора, извините.
– И всё же я настаиваю. Нет, прошу. Посидим в тихом месте, где есть люди. Не бойтесь: я не собираюсь затаскивать вас в кусты.
Он меня забавлял – интересный дядька, похожий на щенка.
– Вы ещё не поняли? – рассмеялась невольно я. – Вам не удастся сделать это.
– Я всё прекрасно понял, – невозмутимо произнёс мужчина, – более того: я об этом знаю.
Я настороженно посмотрела на своего собеседника. Смеяться расхотелось.
– Что вы знаете?
– Вот об этом как раз я и хотел поговорить.
– Ладно, – сдалась я. – Только недолго.
Почему бы его и не послушать? Всегда интересно узнать о себе много нового.
За деланным спокойствием он, видимо, не хотел, чтобы ему отказали. Он не пытался больше взять меня за руку, шёл рядом, насвистывая какую-то нудную мелодию.
Через две улицы мы упёрлись в полуподвальчик ночного бара и зашли внутрь. Ночная жизнь только начиналась – людей было немного. Играла музыка. Мы сели за последний столик в углу. Мой попутчик что-то заказал и попросил разрешения закурить. Я кивнула в ответ, решив пока помолчать.
Егоров закурил и, пуская дым тонкой струйкой в сторону, внимательно посмотрел на меня.
– Знаете, Марина, – наконец произнёс он, – я вот сижу и гадаю, кто вы.