Анжелика смотрела на меня расширившимися глазами.
– Вот и всё, – спокойно сказала я.
Сомнение. Страх. Удивление. Суеверное отторжение. Эмоции вихрились и переплетались. Девушка не могла поверить в то, что видит.
Я обернулась и посмотрела ей в глаза.
– Да. Я странная и… не всё у меня, как у обычных людей. Я умею делать некоторые вещи, которые кажутся сверхъестественными. Но я – это я. Или ты примешь это, или я уйду, оставив сомнение и надежду: «А вдруг?». Выбор за тобой. Либо мы идём дальше и узнаем всё, либо ты отказываешься, и я ухожу. Я пойму и приму любое твоё решение.
Лика тряхнула головой. Прикусила губу.
– Нет. Не хочу, чтобы ты уходила. Да, я напугана, но я ничего подобного вообразить не смела, а тут прям на глазах. Не осуждай меня за то, что я удивлена и сбита с толку. Я иду до конца. Иначе приняла бы смерть Димки как факт и успокоилась. Теперь я знаю, что мои подозрения реальны. Он плавал как рыба. Сильный и тренированный. Разряд по плаванью имел. Может, ещё поэтому не хотела верить, что вот так глупо взял и утонул.
Я сжала Ликину руку.
– Пора за дело. Остаётся узнать: за что? Я займусь этим сейчас, а ты отправляйся на кухню. Мне надо сосредоточиться, а тебе – чем-то заняться. Готовка – очень хороший способ успокоиться.
* * *
Через три часа я, пошатываясь, вышла из комнаты. Анжелика, понурившись, сидела на кухне. Маленькая, худая, с мальчишеской стрижкой, она походила на потерянного подростка. Наверное, при желании, можно пересчитать позвонки на её спине. Увидев меня, она встрепенулась и вопросительно посмотрела мне в лицо.
– Умираю с голоду, – я проигнорировала её взгляд.
Лика засуетилась, наполняя тарелки едой. Я с аппетитом накинулась на борщ.
– Я ещё не закончила. Хочу увидеть картину полностью, а потом расскажу обо всём. Подумать надо. Ты не будешь против, если я останусь ночевать?
Глаза девушки вспыхнули радостью.
– Я не знала, как попросить об этом. Здесь пусто и одиноко. Я не ведала, что тишина умеет сводить с ума. Первое время приходила мама, но я постоянно чувствовала раздражение и желание избавиться от её присутствия. Она хорошая и добрая, но её скорбный взгляд не давал дышать, а заботливость вселяла в меня чувство тоски и беспомощности.
Несостоявшаяся свекровь, мать Димки, тоже заходила поначалу. Заламывала руки и жалела, что не осталось внука. Они милые, но с ними мне было хуже, чем одной.
Я не хотела её жалеть. Жалость делает слабее, но в глубине души всё равно сочувствовала. Важно не выплёскивать это сейчас, потому что ей нужны силы. Нам нужны силы.
Я вышла из кухни и позвонила маме. Сообщила, что останусь ночевать у подруги, и попросила ещё раз пока не говорить Майклу, что я вернулась. Мама не стала спорить, только с грустью заметила, что её взрослая дочь вернулась домой, чтобы тут же скрыться у какой-то неизвестной подруги.
– Обещаю. Я побуду с вами, как только утрясу кое-какие дела, – я говорила твёрдо, уверенная, что так всё и будет, но в душе шевелилась вина: я не видела родителей очень долго, а приехала домой не потому что хотела вернуться, а чтобы помочь другому человеку.
Уже стемнело, когда я, наконец, закончила. Устало вытянувшись на полу, долго смотрела в потолок, складывая воедино фрагменты увиденного и ломая голову: как быть дальше? Вздохнув, я со стоном поднялась, так и не решив, что делать.
Анжелика сидела на кухне. Смотрела в окно, но вряд ли что-то видела.
– Давай ужинать, – тихо промолвила я.
После ужина мы вернулись в комнату. Я прошлась, не зная с чего начать. Колебалась: стоит ли.
– У меня нет сомнений в том, что я увидела, – сказала просто. – Я лишь не знаю, что делать дальше. Диму убили. Знаю за что. Но нет никаких доказательств.
– Может, ты всё же расскажешь? – глухо спросила Лика.
– Да, – кивнула. – Но вначале вопрос. Когда погиб Дима?
– Двадцать восьмого августа.
– Месяц. Чудо, что ты ещё жива. Сразу две смерти подозрительны. А так самое время устроить самоубийство: не смогла жить после смерти любимого.