Я горько и надсадно рассмеялась, схватившись за горло и морщась от боли.
– Ну да. Пятимесячный ребёнок. Тебя ведь здесь даже не было, когда мы его зачали.
Стив криво ухмыльнулся.
– А вот тут ты ошибаешься. Я приезжал в августе, когда очухался от пьянок. Приехал к тебе. Но то, что я увидел, заставило вернуться назад. Вы любили друг друга в саду, под яблоней. Были счастливы и до краёв полны любовью. Подглядывал и не смел шелохнуться, чтобы не спугнуть. Глаз не мог отвести. Мне было больно, до слёз, но я смотрел. А когда всё кончилось, тихо ушёл. Понял, что я лишний. Но теперь всё по-другому.
Как-то слишком тяжело. Давит на плечи весь этот груз.
– Ты большой вральман, Стив. Ты ничего не мог видеть в августе в саду. Я сама только пару раз видела Ника. Могла осязать его, разговаривать с ним, любить его, но не видеть. Его никто не видел, не слышал, не осязал. Да и меня ты видеть не мог. Всё, к чему он прикасался, становилось невидимым.
Стив вздохнул.
– Я и не надеялся, что ты мне поверишь. Но скажу: я не осязал, потому что стоял в отдалении, но всё видел и слышал. Вот, посмотри.
Стив повернул ко мне картину. Я сдавленно вскрикнула. Я и Ник. И Ник такой, каким я его помнила: большой, гибкий, красивый. В ухе – серьга, на пальцах – кольца.
Шумно втянула воздух в лёгкие.
– Я верю тебе, Стив. Ты видел.
Он только пожал плечами. Затем опять улыбнулся. Криво и горько.
– Ты ведь не догадываешься, да? У всех, кому ты помогала, начинают появляться те или иные способности. Я начал предчувствовать да ещё твоего незримого Ника увидел. Линда иногда заглядывает в прошлое. Через вещи, через прикосновения. Обезьяна начала разговаривать. Всего несколько слов, но всё же. А ведь прошло всего полгода. Вот так.
– Не может быть, – растерялась я.
– Почему же не может? Если есть? Может, мы получаем какой-то толчок от тебя и пробуждаемся.
И я подумала: может, он прав? Безотчётно погладила дневник. Скоро я прочту его не спеша.
– Кто такой Ник, Мария?
Я горько рассмеялась. Звуки вырывались из меня хриплые, царапающие, занозливые. Хотелось не слышать саму себя. Заткнуть уши. Но разве можно заткнуть душу или сердце?
– До сегодняшнего дня я принимала его за домового. Правда, это моя Анастасия так решила. А сам он почти ничего не помнил и легко согласился с этой версией. На самом деле, он человек. Такой же, как я, такой же, как ты. Только не из нашего мира, а из параллельного. Человек из параллельного мира, пришедший с разрядом молнии.
– И ушедший точно так же, – эхом отозвался Стив.
Сердце замерло, а затем заколотилось, как ненормальное.
– Н-не понимаю, – прохрипела я, сжимая тетрадь так, что заболели пальцы.
– Я видел. Молния ударила в дом и Ника словно засосало в огненную воронку. Тогда я не понял, что это значит. А теперь вот, после твоих слов, убеждён: твой Ник жив, просто попал назад, в свой мир. Попал домой.
На мгновение стало легко-легко, будто я проглотила воздушный шар. В груди исчезла тяжесть. Я плакала и смеялась от облегчения, прижимая голову мужчины к своей груди.
– Теперь ты выйдешь за меня замуж? – пробормотал Стив.
Он невозможен. Хороший и светлый мальчик. Я мягко отстранила его от себя и солгала:
– Я подумаю.
Эпилог
Дом мой сгорел. Кое-какие вещи удалось спасти. Уцелели почти все книги. Правда, их намочил дождь, но они остались, моё самое дорогое сокровище. Ник, чувствуя опасность, спас самое ценное: меня, своего ребёнка и книги. Сохранились дневники Анастасии.
Почти вся мебель сгорела. Несмотря на увещевания Стива, я перебралась в эту неуютную, холодную комнатушку в общежитии. Стив, Иноковы, Майкл, что приехал вместе с мамой, возмущались и настаивали, чтобы я перебралась к кому-нибудь из них, но я не захотела. Твёрдо стояла на своём. Если уж начинать жизнь сначала, то самостоятельно.
Они любили меня. Я любила их, но не хотела никого связывать собою. Мне нужно было время, чтобы опомниться и найти себя. Когда я начинала писать первые строки этого повествования, я скорбела и оплакивала свою любовь. Чувствовала холод, горечь и боль.