Вконец разбитая, я притащилась домой и рухнула на кровать. «Я подумаю об этом завтра», – всплыла в мозгу знаменитая фраза Скарлетт О'Хара; и, твердя её как молитву, я провалилась в глубокий, чёрный, как омут, сон.
А завтра началось неожиданно. Я проснулась от тошноты, и стоя на коленях над унитазом, бесконечно повторяла: «я беременна».
Выйдя из туалета, наткнулась на встревоженный взгляд мамы.
– Да, мама. Это то, что ты думаешь, – сказала устало и прислонилась к дверному косяку. Затем, встряхнув оцепенение, ушла в ванную. Долго стояла под душем, ловила струи воды лицом, прислушиваясь к себе. Внутри разливалось спокойствие и уверенность, что всё случилось вовремя. Я не жалела и не хотела ничего менять.
Когда я, наконец, вышла, решительная и спокойная мама, взяв меня за руку, завела на кухню, поставила передо мной чашку чая и, вздохнув, спросила:.
– Что ты думаешь делать? Я надеюсь, Олег женится на тебе?
Я сделала осторожный глоток, обожгла язык и, стараясь скрыть дрожь в голосе, как можно безразличнее произнесла:
– Нет, не женится. Во-первых, он не хочет. Во-вторых, я не хочу. В-третьих, вчера мы расстались.
Мама потёрла переносицу, переваривая услышанное.
– Марина, я всегда уважала тебя и принимала такой, какая ты есть, – сказала мама, сжимая и разжимая пальцы. Строгое лицо, губы – тонкая ниточка с суровой складкой. Я напряглась, готовясь возражать. Но мама продолжила: – Для нас с папой ты самое дорогое сокровище на земле, подарок судьбы. Мы ждали тебя очень долго. Поэтому, что бы ты ни решила, я имею право сказать: не делай аборт.
Я вздрогнула и уронила чашку с чаем. Смотрела, как растекается коричневая лужица, и улыбалась.
– Мама, ты так решительно пошла в атаку, что я подумала, что ты попросишь сделать наоборот.
– Ну что ты, Марина, – мама смотрела грустно-грустно, – дети – это прекрасно. Плохо, что у ребёнка не будет отца, но хорошо, что малыш есть, а мы с папой станем бабушкой и дедушкой. Университет ты почти закончила, возраст – подходящий, так что пусть всё идёт своим чередом.
Я с облегчением вздохнула и, обняв маму, не сдержала слёзы.
– Спасибо, родная, знала, что ты меня поймёшь.
– Что здесь происходит? – загремел папин бас. – Что за слёзы с утра пораньше?
– Милый, это слёзы радости: скоро ты станешь дедушкой, - проговорила мама, блестя глазами и сияя улыбкой.
Если отец и удивился, то виду не показал.
– Всего-то? Надо смеяться и пить шампанское, а вы тут сырость разводите. Счастливый папаша уже в курсе?
Я похолодела, и, заставив себя посмотреть папе в глаза, твёрдо отчеканила:
– У моего ребёнка отца не будет.
Наступила тягостная пауза. Слышно было, как из крана капает вода, как стонет ветер за окном, гоняя беспомощные снежинки, что с глухим стуком врезались в стекло.
– Ну что ж…- медленно произнёс отец. – Ты взрослая, и сама можешь решать такие вопросы.
Я кинулась отцу на шею, крепко целуя его и шепча на ухо:
– Папа, я говорила, что обожаю тебя?
– Много раз, стрекоза, особенно, когда я поддерживаю твои сумасбродные идеи. Всё будет хорошо, дочка.
Я обвела родителей спокойным взглядом и сказала:
– Только одна просьба: никому ни слова. Пусть это будет нашей тайной.
Отец, прищурившись, озадаченно крякнул:
– Сдаётся мне, дочь, что ты намеренно не хочешь ставить отца ребёнка в известность. Может, он был бы счастлив?
– Может быть. Но вчера я с ним рассталась. И теперь не хочу ничего менять.
– Даже ради будущего ребёнка?
– Тем более, ради него. Ребёнок – это моё будущее, а его отец – это уже прошлое. Больше на эту тему я говорить не хочу.
Отец взволнованно ерошил шевелюру и мерил огромными шагами кухню.
– Ну ладно, пусть будет, как ты задумала. Мы, наверное, не имеем права вмешиваться в столь нежные материи. Честно говоря, я немного даже этому рад: не прервётся род Штейнов. Анастасия гордилась бы тобой.